А я вроде зомби, меня наверняка включили в число «выбывших», значит, я могу забыть о правилах и просто делать то, что умею – драться.

Никогда, ни в какой школе боевых искусств не научат драться так, как дерутся на улице. Бить насмерть и не думать, что будет дальше.

Я начинаю подниматься. Очень, очень медленно – лицо опущено вниз, капюшон надвинут до самых бровей, сутулюсь, втягиваю голову в плечи, чтобы было очевидно, как сильно я боюсь. Теперь делаю маленький, едва заметный шажок в сторону высокого: кто любит командовать, редко бывает сильным бойцом, он ждет защиты от своих верных солдатиков. Расстояние между нами сокращается…

Для атаки не нужно много времени – я не буду замахиваться, описывая в воздухе эффектную дугу ногой, как бойцы в старомодных корейских фильмах. Резко подтягиваю свое колено вверх и бью им длинного. Он перегибается пополам: вот, не надо было расстегивать куртку – она бы защитила ребра.

Теперь кулаком в нос: удар навынос, кажется, мой кулак пролетел через голову насквозь, но на самом деле я просто разбила костяшки пальцев о его тупую голову. Мой противник хватается за нос и заваливается назад – придаю ему ускорение еще одним ударом ноги и успеваю выхватить у него пистолет, делаю шаг назад – теперь я могу видеть всю их компанию сразу, никто не ударит меня в спину.

Навожу пистолет на второго парня, щелчок – он пытается шарахнуться в сторону от линии огня, орет:

– Сука, откуда ты взялась?

– Знаешь, ты слишком дерзкий для воспитанного мальчика! – Стреляю, но пуля зарывается в снег, потому что девушки наконец-то сообразили броситься на подмогу своим парням. Но на ледяном пятачке слишком тесно – той, которая держит мой меч, никак не выхватить его из ножен, она просто мешается под ногами.

Нагибаясь к самой земле, быстро проскальзываю под рукой у растерянной девчонки, выпрямляюсь, и пистолет утыкается в плечо моего врага. Выстрел – парень падает, хватаясь за плечо. Добивать его некогда, холод сделает это лучше, чем я. Скоро, очень скоро здесь не останется никого, кто мог бы ему помочь. Потому что я тут же выбрасываю бесполезный пистолет и вырываю свой меч из рук у девчонки, хватаю его за оба конца, как палку, обрушиваю на нее несколько крепких ударов, а потом отталкиваю как можно дальше. Она теряет равновесие, падает на острые куски льда, ладони у нее разбиты в кровь, она пятится, падает на четвереньки и ползет в сторону ледника, оставляя на снегу кровавые потеки.

Наконец-то я выхватываю меч из ножен. Мы воссоединились с моим оружием! Холодная, безжалостная сталь рассекает воздух. Я делаю шаг к уцелевшей девушке, прикрываю лицо шарфом, обращаюсь к невидимым зрителям:

– Благодарю за внимание!

Меч со свистом рассекает воздух, взлетает над ее головой, рассекает эластичную ленту, камера летит в снег. Девчонка взвизгивает – у нее на лбу остается тонкая алая царапина.

Я приставляю острие меча к ее голой шее – мы стоим и смотрим друг на друга. Ее глаза как будто выцвели, в них не осталось ничего, кроме страха. Я могу проткнуть ее насквозь, но вместо этого приказываю:

– Беги!

Девушка вздрагивает и испуганно шепчет:

– Почему?

– Потому что я не дерусь с детьми! Понятно?

– Да… Нас предупреждали…

– Предупреждали о чем? – не поняла я.

– Что ты – самый опасный противник! – всхлипнула девушка. – Господин Ведущий говорил… Говорил, что Игра не закончится, пока «восемнадцатая» жива…

Значит, вот как меня оценил Господин Ведущий, и теперь хочет заставить участвовать в Игре до самого конца – это его Игра, и правила устанавливает он. Но мне не нужны правила, чтобы победить. Хмуро смотрю на спрятанный за сугробами бункер, в котором находится Центр Управления. Что там происходит на самом деле? Почему Полигон устроили на этом Острове? Какую собственную игру затеял этот Господин – зачем ему отправлять охрану в темное подземелье и вызывать сюда собак? Так или иначе, там или здесь – нам пришло время встретиться и узнать друг о друге всю правду.

– Ясно.

Громко повторяю девушке:

– Беги! Быстро!!!

Девушка робко оглянулась, выбирая направление, потом бросилась вперед, перескочила через ограду и побежала от меня через белую пустошь – неслась, как гибкая снежная кошка, каждый ее прыжок разделял нас все больше. Но я не собиралась гнаться за нею. Стояла и смотрела, как с лезвия меча стекает чужая кровь. Капля зависла над землей на вязкой ниточке и упала в снег, когда раздался взрыв, потом еще один…

Мне больше нечего здесь делать, надо убираться как можно быстрее и дальше, пока не очухались зрители – Господин Ведущий с охраной Полигона. Я бегу, не разбирая дороги, пару раз проваливаюсь в снег то по колено, то по самый пояс – наверное, погода стала теплее, и корка подтаяла под лучами зависшего в небе солнца. Но выбираюсь и двигаюсь дальше – стараюсь держаться параллельно линии колючей проволоки, чтобы сразу заметить, если там появится охрана.

Ближе к берегу натыкаюсь на Алекса! Поразительный тип – я-то думала, он разлетелся на куски, когда бабахнул второй взрыв, а Лысый преспокойно сидит в снегу и возится с какой-то круглой железякой.

Делаю ему знак рукой: мол, следуй за мной.

Но Лысый не торопится, смотрит на меня снизу вверх:

– Аня, ты нечто! Я такого даже в Сети не видел…

– Вставай! Побежали скорее, пока охранники не очухались!

– Чего им чухаться? Они думают, ты взорвалась, а меня вообще не видели…

– Не знаю, что они думают. Бросай свою ерунду, уходим – быстро!

– Взорвется, если брошу. Это же мина!

Я так и застыла на одной ноге.

Наверно, правду говорят: у хакеров только половина мозгов. Вторую они продают или заменяют на микрочипы у хирургов, практикующих нелегальные трансплантации органов. Шиплю вполголоса:

– Что?

– Ну, выкопал одну мину – добро зря пропадало. Переделаю во взрывпакет…

– Ты что, совсем ненормальный? – Я покрутила пальцем у виска. – Маньяк?

– Типа того…

Но если мина до сих пор не взорвалась – значит, он ее как-то разминировал? Решаюсь встать на обе ноги. Лысый нехотя поднимается, прячет свое изделие под куртку, мы двигаемся к берегу и сталкиваемся с Никитой, с Даном.

– Аня! – бросился ко мне Ник. – Как ты?

По-моему, самый тупой вопрос, который можно задать человеку, с ног до головы заляпанному кровью. Но я так рада видеть Ника, что промолчала. Мы обнялись, как после бесконечно долгой разлуки.

– Что я говорил? – подмигнул мне Дан. – Анна не умеет проигрывать!

С какой стати я должна проигрывать всяким самодовольным уродам? У меня саднят разбитые в кровь руки, опускаю их в снег, чтобы немного унять боль, потом растираю снегом лицо: льдинки щекочут кожу, становится легко и весело!