Вдвоем с соседкой они заколотили окна в доме и заперли дверь. Завещания отец не оставил, а вступать в наследство Ольга могла не раньше, чем через полгода. Впрочем, других наследников у Якова Александровича не было.

Она смогла вернуться только через год, тогда и оформила все необходимые бумаги.

– Что же теперь будет с домом? Что вы решили, Ольга? – спросил я.

Она пожала плечами.

– Переезжать сюда мне, в любом случае, пока рановато, даже если когда-нибудь и решусь. В Москве дел невпроворот. Продать этот дом я тоже пока не могу ‒ здесь слишком много воспоминаний. Соседка уговорила сдавать его в сезон, хотя и это мне было сложно представить.

Знаете, мне была невыносима мысль, что здесь будут жить чужие люди. Я, скрепя сердце, выставила его на сайте, и вдруг мне позвонила ваша жена. Мы как-то хорошо поговорили, она рассказала, что вы оба врачи. Можете смеяться, но меня это почему-то успокоило. А еще выяснилось, что вы из моего родного города, и мне показалось, что будет правильно, если я сдам дом именно вам. − Она улыбнулась. − Ну, вот теперь вы точно все знаете, ‒ засмеялась она. – Я пойду.

Мы попрощались, я еще раз поблагодарил ее за рассказ. Не знаю, что она подумала, какое объяснение нашла моему любопытству. А может быть, она его и не искала, а просто рада была пообщаться – бывает ведь и такое.

Мы больше не возвращались к этой теме. Ольга заходила еще несколько раз, уже ненадолго. Она словно стеснялась своей случайной откровенности и старалась теперь поменьше нас тревожить.

Ключом я, конечно, воспользовался. Коллекцию рентгенограмм разобрать так и не решился, а вот в книжные шкафы с интересом заглянул. Ничто так не помогает сформировать впечатление о семье, как ее библиотека. Так меня учили. А тут были и литературные критики, и классики всех мастей, и современная проза. Отдельной полкой я увидел Серебряный век.

Отпуск пролетел быстро. Первые дни было не больше тридцати градусов, и мы привыкали к жаре. Потом столбик термометра поднялся до сорока, и стало уже тяжеловато. Мы купались, гуляли по городу, поднялись по канатной дороге на Ай-Петри, покатались по окрестным достопримечательностям, а потом незаметно десять дней подошли к концу.

Мы собрали вещи, погрузили в машину. Приехала Ольга, чтобы забрать ключи.

– Ну что, хорошо отдохнули?

Мы хором заверили ее, что лучше не бывает. Потом она подошла ко мне.

– Присмотрели себе что-нибудь из папиных снимков?

Я покачал головой.

– Пусть остается как есть. У меня пропадет – я не преподаю, да и специальность не совсем моя.

Она кивнула.

– Все так говорят. А что же мне с ними делать?

– Попробуйте предложить ближайшему медицинскому вузу. По-моему, единственный вариант.

– Пожалуй, вы правы.

Я поколебался, и все же решился.

– Ольга, могу я попросить вас подарить мне одну книгу? Или, если нужно, я ее куплю.

Она удивленно посмотрела на меня.

– А какую именно?

Мы вновь вошли в кабинет. Я вынул из шкафа сборник стихов Анны Ахматовой ‒ тот самый, в ветхом переплете, заботливо подклеенный белой полосой. Он и тогда выглядел неважно, а уж теперь, семьдесят лет спустя, совсем развалился. Я в жизни не нашел бы его, но мое внимание привлек единственный корешок в коричневой школьной обложке. Кто-то явно дорожил этой книгой, укрыв ее от времени и посторонних глаз.

Ольга удивилась.

– Издание очень старое, книга в неважном состоянии. Здесь есть сборники поновее, в твердом переплете.

– Нет-нет, с вашего позволения, я бы хотел именно эту. Если она вам самой нужна – тогда никакой не возьму.

– Зачем она вам? Вы любите Ахматову? Собираете редкие книги?

– И то, и другое, − поспешно сказал я.

– Ну, раз любите, тогда дарю… Только обещайте, что не выбросите, ‒ она вздохнула. ‒ Я как-то равнодушна к Серебряному веку, отец тоже больше Пушкина любил. Это, судя по всему, бабушкина книга. Ахматова, помню, ей очень нравилась. Ну что ж, пусть будет у того, кто ценит.

Я поблагодарил, и осторожно спрятал книгу в прозрачный файл. Она поедет в боковом кармане сумки, там ей ничего не грозит.

Мы попрощались, еще раз поблагодарили Ольгу за гостеприимство и тронулись в путь.

Обратная дорога всегда кажется короче. Незаметно пролетели трое с половиной суток. Спала жара, поменялся пейзаж за окном, вместо лиственных пролесков замелькали поросшие ельником гребни уральских холмов.

Остаток отпуска мы провели у моих родителей. Помогли с очередной стройкой, пропололи грядки, а перед самым отъездом младший, как обычно, слег с температурой, но все обошлось.

Домой мы вернулись затемно. Занесли вещи, выгрузили из переноски орущего Ватсона, который за этот месяц превратился в дикого камышового кота и теперь не желал перевоплощаться обратно в домашнего кастрированного, разобрали вещи. Вот и кончилось путешествие.

Рано или поздно кончается все − и панкреатодуоденальная резекция, и прием у стоматолога. А уж такая вещь, как отпуск, вообще заканчивается молниеносно. Кажется, только что я лежал на пляже и теплый песок грел мне спину. Еще вчера я ел поспевшую красную смородину с куста в деревне, а вот теперь сижу в приемном хирургии, дооформляю документы, а уже опять кого-то везут по мою душу.

Близится утро. Дежурство тоже кончается, осталось четыре часа. В эти предутренние часы, когда в работе намечается просвет, но уснуть ты уже не можешь, иногда очень хорошо думается.

Все будто бы вернулось на круги своя, и только я был теперь другой. Я понял главное: история окончилась. Я физически ощутил, как лопнула невидимая нить, связывавшая меня с теми давними событиями, с девушкой из прошлого по имени Ольга. Теперь я знал, как сложилась ее жизнь, и больше не должен был мучиться догадками. Кусочки пазла собрались вместе.

Конечно, она ждала письма от меня. Но я никак не мог написать ей, я был в ее мире артефактом, случайностью, гостем, которому надлежало уйти вовремя. И хотя душевная боль от того, что я так и не объявился, была вполне настоящей, время сполна залечило ее. Главное в ее жизни произошло без моего участия. Жизнь сложилась.

Сложилась она и у меня. Все было в порядке ‒ и семья, и работа. Маловато времени оставалось на отдых, но совершенства в мире нет. Аня собралась в третий декрет, так что свободного времени у меня теперь будет еще меньше, а работы, видимо, больше.

А еще у меня появилось что-то вроде хобби. Я вдруг, совершенно неожиданно для себя, написал статью, и ее приняли в научный журнал. Статья касалась эволюции взглядов на проблему дыхательной недостаточности и представляла собой историческую справку, к которой я приплюсовал собственные взгляды, сформировавшиеся в результате моего необычного опыта и скромной практики. Раскрыть, откуда у меня появились такие знания, я, конечно, не мог, но этого и не требовалось. Всегда отыщется чудак (с точки зрения нормальных людей), которому просто интересно, как люди жили и работали раньше. Кроме того, я имел возможность учиться у старшего поколения докторов, которые как раз-таки застали старые времена и с удовольствием рассказывали о них. Так что материал было где взять.