– Чего и хотел ваш Лудовико. Такие постоянные связи не всегда считаются недостойными.

– Для женатого человека? Это неправильно в любой ситуации, но мужчине предавать свою жену, а женщине предавать другую женщину и святые клятвы… Я никогда не смогла бы так поступить. Да и как можно доверять такому человеку? Тот, кто не может быть верен одной, не будет верен никому.

Она не хотела переходить на личности, но Робин сжал губы.

– Вы не женаты, – сказала она. Робин отодвинул тарелку.

– Итак, вы предпочли холодный монастырь горячему любовнику, но это не решило ваши проблемы?

– В монастыре мне было спокойно, а Лудовико женился. Я думала, проблема решена, но когда моя мать заболела… – Робин наполнил ее бокал вином, и она сделала глоток. – Матушка была уверена, что после ее смерти Лудовико найдет способ заставить меня покинуть монастырь, и придумала план.

– Ваш брат мог отдать вас в шлюхи своему другу, и миланское общество не стало бы возражать?

Неудивительно, что он поражен. Они подошли к вопросу, который она хотела бы скрыть, не столько ради собственной чести, сколько ради чести матери. Она задумалась над бокалом вина, но не видела альтернативы.

– Я незаконнорожденная, – сказала Петра.

– А-а. Приостановите на время свой рассказ. Мы закажем подкрепление.

Он позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и слуга вернулся, чтобы убрать тарелки и заменить их сладостями и кофейным подносом. Робин отпустил его, щедро заплатив, и сам налил кофе. Петра смотрела, вдыхая аромат, зная, что кофе превосходного качества и отлично приготовлен.

Он подал ей чашку:

– Неужели мы оба питаем слабость к кофе?

Нет смысла лгать.

– У меня действительно слабость к хорошему кофе.

Она добавила три кусочка сахара и много сливок, сделала глоток и закрыла глаза, наслаждаясь волшебным напитком. Ее глаза распахнулись, а щеки запылали.

– Это лучший кофе, который я пробовала с тех пор, как покинула Италию. В монастыре его давали по большим праздникам, и то не самого лучшего качества.

Робин пристально смотрел на нее.

– У меня во всех моих домах есть человек, который может приготовить кофе даже еще лучше этого, – произнес он.

– Во всех ваших домах?

Он моргнул. Означало ли это, что он лгал? Или то, что он сказал, случайно приоткрыло правду?

Но потом он объяснил, на вид довольно непринужденно:

– Мой дом в Хантингдоншире и еще один в Лондоне. Я признался, что бываю при дворе, не так ли? У меня также есть кое-какая собственность в Вене, которая была в приданом моей матери.

– Понимаю. И все младшие сыновья так хорошо обеспечены? – Она снова сделала глоток и облизала сливки с губ.

Он смотрел на нее несколько мгновений, а потом сказал:

– Мы говорили о вашей семье. Я полагаю, вы дитя любви вашей матери?

– Да. – Она посмотрела ему в глаза. – Она была совсем молодой, когда это случилось. Моложе, чем я сейчас, хотя была уже замужем и родила двух сыновей.

Робин положил на ее тарелку фруктовый пирог – золотистое пирожное, наполненное чем-то красным и сверху обильно политое взбитыми сливками.

– Значит, она вышла замуж слишком юной.

– В пятнадцать. Это неудивительно… Венецианский маскарад. Глупость, последствия которой она не могла скрыть. Она родила двух сыновей, и, я полагаю, у моего отца были другие удовольствия. Он простил ее, но на определенных условиях. Если бы ребенок оказался мальчиком, его отослали бы прочь, но если бы родилась девочка, матери было позволено оставить меня, и он принял бы меня как свою. Но взамен она должна была стать покорной женой и смотреть сквозь пальцы на то, что он делал.

– По-видимому, это не было в ее натуре.

Петра сказала только:

– Он был сложным человеком.

– Все это не ваша вина, – мягко произнес он.

– Родилась я. Было бы гораздо лучше, если бы этого не случилось. Мой отец сдержал слово, но, умирая, рассказал моему брату правду обо мне. Этим и объясняется его поведение.

– Продолжайте.

Она нахмурилась:

– Вы были бы не против, окажись одна из ваших сестер незаконнорожденной?

– Я определенно не заставил бы ее стать шлюхой моего друга.

– Вы забыли о моей глупости. У Чезаре были основания полагать, что я сама желаю Лудо.

Робин покачал головой:

– Итак, вы скрылись в монастыре, но потом ваша матушка заболела. Она, должно быть, все еще была молодой.

– Да, но почему-то стала слабеть и заболела. Однако она была полна решимости защитить меня, и разработала свой план.

– Путешествие в Англию? Зачем? – удивился Робин. – Неужели не было убежища поближе к дому? Родственников, которые могли бы вас поддержать?

– Никого, кто мог бы противостоять Чезаре. Он тоже трудный человек. А моя мать всегда была чужой для них.

– А ее родственники?

– Они австрийцы. Мой отец, граф, женился на моей матери, чтобы получить благоволение австрийского двора, но времена изменились. У ее семьи свои проблемы, и они практически не знают меня. Мать не доверяла им.

– И кому поручила заботиться о вас? Вашему настоящему отцу? Ребусу?

– Да.

– Правильно. Но почему тогда он не помогает вам в пути? – Петра промолчала, и Робин продолжил: – Он ведь знает о вашем существовании, не так ли? – Снова молчание, Робин покачал головой: – Моя драгоценная Петра, я действительно понадоблюсь вам.

– Нет! Вы должны понять. Мой отец – граф – никогда не позволил бы матери общаться с ним, но она и не пыталась. Она знала, что для него это мимолетное увлечение. Он был моложе ее, путешествовал по Италии, завершая образование, как и прочие молодые английские джентльмены. Мать считала, что у отца были любовницы, которых он менял как перчатки. Она говорила, что отец был необычайно красив и жизнь била в нем ключом. Что он был нежным и добрым. Так странно было слышать эти слова от нее.

– Однажды мы все бываем молоды, – заметил Робин.

– Но все ли мы позволяем красоте довести нас до гибели? Я имею в виду Лудовико, – быстро проговорила она, хотя на самом деле думала о Робине Бончерче с его ореолом сияющих волос и сапфировыми глазами.

– Но почему не связаться с ним, когда план только задумывался?

– У нас было немного времени, и мы боялись, что за нами следят. Если бы письмо перехватили, Чезаре слишком многое узнал бы.

– Так он не знает, кто ваш отец?