именно Юрий начинает с нею бороться и придуряться посреди улиц – и вот значит когда мы позже уходим из «13 Патера» (лесбийский бар теперь задрипан и ничего в нем нет, а год назад там были ангелы в красных рубашках прямиком из Жене и Джуны Барнз) я усаживаюсь на переднее сиденье старенькой машины Сэнда, он собирается по крайней мере отвезти нас домой, я сажусь с ним рядом у рычага сцепления с целью лучше побеседовать и в угаре своем вновь избегаю женскости Марду, оставляя ей место сидеть рядом со мной у переднего окна – вместо чего, не успев и плюхнуться своею попкой подле меня, перескакивает через спинку и ныряет на заднее сиденье к Юрию который там один, чтобы снова бороться и валять с ним дурака и теперь уже с такой силой что я боюсь оглянуться и увидеть своими собственными глазами что происходит и как сон (тот сон что я объявил всем и каждому и нагородил вокруг него гору и даже Юрию рассказал) сбывается.

Мы подъезжаем к дверям Марду в Небесном переулке и она выпимши теперь говорит (Сэнд и я решили спьяну поехать в Лос-Альтос всей нашей кодлой и вломиться к старине Остину Бромбергу и гулеванить по-крупному дальше) «Если вы едете к Бромбергу в Лос-Альтос то вы двое поезжайте, а мы с Юрием остаемся тут» – сердце мое оборвалось – упало так глубоко что я взлорадовался услыхав это в первый раз и подтверждение этого увенчало меня и благословило меня.

И я подумал: «Ну парень вот твой шанс избавиться от нее» (что я замышлял уже три недели) но звук этих слов в моих собственных ушах звучал ужасно фальшиво, я не верил им, себе, больше.

Но на тротуаре заходя вовнутрь зардевшийся Юрий берет меня под руку пока Марду с Сэндом поднимаются впереди по рыбьеголовой лестнице: «Ссушь, Лео я не хочу себе Марду вообще, она меня всего охомутала, я хочу чтоб ты знал что я не хочу ее себе, мне хочется одного если ты туда собираешься – поспать на твоей кровати потому что завтра у меня ответственная встреча». – Но теперь мне уже самому неохота оставаться в Небесном переулке на ночь потому что там будет Юрий, фактически подразумевается что он уже как бы на кровати, будто бы уже приходится говорить: «Слазь с кровати чтобы мы сами могли туда забраться, ступай ночевать вон в то неудобное кресло». – Стало быть скорей из-за этого а не почему-то другому (в моей усталости и возрастающей мудрости и терпении) я вынужден согласиться с Сэндом (также неохотно) что мы с таким же успехом можем съездить в Лос-Альтос и разбудить старого доброго Бромберга, и я оборачиваюсь к Марду со взглядом говорящим или предполагающим: «Можешь оставаться со своим Юрием сука» но она уже подцепила свою маленькую дорожную корзинку или выходную сумку и засовывает туда мою зубную щетку головную щетку и свои пожитки и мысль заключается в том что мы едем втроем – и мы выезжаем, оставив Юрия в постели. – По дороге, где-то у Бэйшо в великой шоссейно-фонарной ночи, которая теперь для меня не более чем одна сплошная унылость и перспектива «выходных» у Бромберга как кошмар позорища, я больше этого вынести не могу и смотрю на Марду как только Сэнд вылезает из машины купить гамбургеров в забегаловке: «Ты перепрыгнула на заднее сиденье к Юрию зачем ты это сделала? и почему ты сказала что хочешь с ним остаться?» – «Глупо с моей стороны, я просто балдая бэби». Но я теперь смурной и больше не желаю верить ей – искусство кратко, жизнь длинна – теперь во мне полным драконцветом расцвело чудовище ревности зеленое как в любом расхожем мультике поднимаясь в моем существе: «Вы с Юрием забавляетесь все время, это совсем как в том сне о котором я тебе рассказывал, вот что ужасно – О я никогда больше не стану верить в то что сны сбываются». – «Но бэби это все совсем не так» но я ей не верю – По одному ее виду могу сказать что она положила глаз на вьюношу – вам не обмануть старого матроса который в шестнадцать лет не успел еще даже сок стереться с его сердца Великим имперским Всемирным Стирателем с Печальной Тряпкой влюбился в невозможную ветреницу и обманщицу, это я хвастаюсь – Мне так плохо что я не вытерплю, сворачиваюсь калачиком на заднем сиденье, один – они едут дальше, и Сэнд уже предвкусив веселые выходные с болтологией теперь вдруг оказывается с парочкой угрюмых влюбленных тревожников, действительно слышит обрывок «Но я не рассчитывала что ты так подумаешь бэби» столь очевидно внимая своим разумом инциденту с Юрием – оказывается с этой парочкой кисляев и вынужден ехать аж до самого Лос-Альтоса и поэтому крепко стиснув зубы совсем как когда писал роман в полмиллиона слов приступает к выполнению этой задачи и толкает машину сквозь всю ночь Полуострова и дальше в рассвет.

Прибыв домой к Бромбергу на серой заре, поставив машину и позвонив в звонок все втроем застенчиво а я-то уж и подавно – и Бромберг такой сразу спускается, тут же, с одобрительным ревом «Лео я и не знал что вы знакомы друг с другом» (имея в виду Сэнда, которым Бромберг сильно восхищался) и вот мы уже входим в безумную знаменитую кухню Бромберга пить кофе с ромом. – Вы бы сказали что Бромберг самый поразительный парень на свете с короткими темными кучерявыми волосами типа хипушка Роксанна заплетала ему надо лбом маленьких змеек с ленточками и с его огромными действительно ангельскими глазами сияющими вращающимися, большое болбочущее чадо, великий гений трепа, взаправду писал диссер и разные эссе и у него (чем и знаменит) величайшая из всех возможных личная библиотека в мире, прямо вот в этом самом доме, библиотека вследствие его эрудиции а это к тому же никак не отражалось на его огромном доходе – дом унаследован от отца – к тому же неожиданно стал закадычным дружком Кармоди и уже собирался с ним вместе ехать в Перу, чтоб они там врубались в индейских мальчишек и разговаривали на эту тему и беседовали об искусстве и навещали литературных знаменитостей и всякое такое, все эти темы настолько звенели у Марду в ухе (чудны́е культурные темы) в ее любовной истории со мной что к этому времени она уже приподустала-таки от культурных интонаций и причудливой выразительности, от эмфатической щеголеватости выражения, коей вращающий глазами экстатичный почти что судорожный большой Бромберг чуть ли не сам непревзойденный мастер: «О дорогой мой это такая очаровательная штука и я думаю гораздо ГОРАЗДО лучше перевода Гэскойна хоть я и глубоко убежден