– Слышь, капитан, а как ты смотришь на пиво?

В простом на вид вопросе явно ощущался подтекст, и Трошин решил подыграть:

– А чего на него смотреть, его пить надо.

– Так я тут недавно местечко одно присмотрел. Был там с одной киской… ты ее не знаешь, да суть не в этом. Пиво там классное, да и само местечко весьма, весьма. Тебя Ленка не убьет, если мы на часок туда завалимся?

– Убить не убьет, но помучает, – улыбнулся Александр. – Пошли.

Местечко и впрямь оказалось неплохим – полумрак, довольно тихо, легкая приятная музыка, не бьющая по ушам, людей немного. Последнее, впрочем, объяснялось ценами, способными отпугнуть многих потенциальных клиентов. Но цены Александра волновали меньше всего – от Борьки прямо-таки веяло загадочностью и стремлением поговорить без посторонних ушей. И Саша начинал догадываться, о чем будет этот разговор и почему нельзя было поболтать в офисе или дома.

Их провели в крошечный, на двоих, кабинет. Официант, не задавая вопросов, поставил перед ними два пива, тарелочку с вяленой рыбой и исчез. По-видимому, Борис был здесь далеко не в первый раз, во всяком случае, официант кивнул ему с той подчеркнутой любезностью, которая предназначается только постоянным клиентам.

– Мне последнее время кажется, что Штерн что-то скрывает. – Борис преувеличенно внимательно разглядывал стакан, до половины наполненный янтарной жидкостью, увенчанной белоснежной шапкой пены, стараясь при этом не встречаться взглядом с капитаном.

– Что именно?

– Не знаю. Но ведет он себя иначе, чем раньше. И ты обратил внимание, Арены стали происходить все чаще и чаще. Такое впечатление… будто он хочет выжать из нас все, что можно.

– Это естественно. Раньше мы были начинающими, теперь – профессионалы. А на профессионалов и спрос выше, разве не так?

– Так-то оно так, и все же… Меня удивляет эта гонка. Если Штерн, как он утверждает, предлагает услуги Команды по найму…

– Ты в этом сомневаешься?

– Сашка, я не знаю. У тебя бывает так – говоришь с человеком и вдруг чувствуешь, что он врет? Не то чтобы он глаза прячет или руками кренделя выписывает, все эти невербальные признаки в порядке, но все же ощущение возникает. Скажи, бывает?

– Ну, бывает.

– Вот! И у меня такое ощущение, что Штерн постоянно что-то недоговаривает. Уходит от ответов на прямые вопросы. Иногда там, где можно было бы сказать просто «да» или «нет», начинает что-то долго и невразумительно объяснять. И суть этих объяснений, как правило, «вы слишком мало знаете об Ассамблее, потом поймете».

Александр прекрасно знал, о чем говорит Борька. Он общался со Штерном гораздо дольше и гораздо больше коллег, и поэтому все эти изменения в поведении шефа бросились ему в глаза раньше. Он лишь не ожидал, что и кто-то еще заметил все это. Как не знал и причин таких изменений.

С другой стороны, стоило ли вдаваться в подробности? Отличная зарплата, радужные перспективы – после того разговора со Штерном, когда шеф обрисовал плюсы гражданства Ассамблеи, Саша не раз думал о том, как это было бы здорово – путешествовать по другим мирам, увидеть то, что и не снилось рядовому землянину. Пожалуй, одно это стоило лет, потраченных на работу в «Арене». Штерн что-то утаивает – пусть. Может быть, куда важнее то, что благодаря им, членам Команды, где-то там, в бескрайних просторах космоса не кромсают друг друга огромные корабли, не умирают люди… ну, пусть даже и не люди, просто разумные – всех форм, цветов и размеров. Совершенно неожиданно Александр понял, что уже не ассоциирует слово «человек» с конкретным образом, теперь это понятие приобрело новый, широкий смысл. Может быть, Ассамблея нашла не лучший выход, решая вопросы пересечения экономических интересов путем организации узаконенной бойни – но ведь бойня эта, не несущая с собой жертв, куда лучше, чем то, о чем рассказывал Штерн. Куда лучше, чем уход навсегда в историю расы талантливых конструкторов, построивших пересадочную станцию.

Он попытался объяснить Борьке свои собственные ощущения и вдруг почувствовал, что не в состоянии подобрать убедительные слова… А может, и не стоило их подбирать, может, каждый для себя сам должен решить, чему верить, а чему нет. Совершенно неожиданно он вдруг понял, что пытается защитить Штерна, хотя и сам в последнее время слишком часто задумывался обо всех этих недомолвках и неясностях.

– Наверное, ты прав, – помедлив, тихо сказал Борис. – Это и в самом деле звучит гордо. Мы – хранители мира, пусть и выпускаем кишки друг другу. Нарисованные кишки… пусть потом и болит живое брюхо, рассеченное игрушечным мечом.

Он допил пиво, минуту раздумывал, не заказать ли еще, потом, видимо, решил воздержаться и встал из-за стола.

– Может, я и зря нервничаю… Спасибо, Сашка, что согласился поговорить. Я тебя понимаю, ты, наверное, прав. Если, конечно, ты прав…

Он ушел, а Александр еще долго сидел в одиночестве, думая над последними словами друга. Странно, но они снова подняли в душе кучу сомнений и вызвали неясную, непонятно на чем основанную тревогу. А то, что он совсем недавно говорил, вдруг показалось насквозь фальшивым и неубедительным.

Он медленно шел по ночному городу, почему-то неосознанно стараясь выбирать темные улочки, словно стеснялся оказаться на свету, у всех на виду, словно боялся – а вот сейчас кто-то завопит: смотрите, это же он, хранитель мира в галактике. И сразу сбегутся любопытные, каждый будет стремиться поглазеть на знаменитость, а сам он, тупо улыбаясь, будет раздавать автографы, говорить к месту и не к месту всякую чушь и при этом чувствовать отвращение к самому себе.

А потом в какой-нибудь газетенке – почему-то мысленно Саша представлял себе непременно желтую прессу – появится статья, в которой какой-нибудь писака, до невозможности извратив все сказанное, преподнесет Трошина как некоего новоявленного спасителя человечества, прямого кандидата в национальные и интернациональные герои…

На фоне этих мрачных мыслей, в какой-то момент ему вдруг показалось, что чей-то взгляд уперся ему в спину, пронзая плотную кожу куртки и холодя позвоночник. Странный взгляд, недобрый и в то же время не злой. Заинтересованный, но интерес этот был не сродни любопытству, он был другим – холодным, профессиональным… и опасным. Трошин резко оглянулся…

Улица была почти пуста. Лишь несколько человек, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить в темноте скользкое место, брели куда-то по своим делам. Никто на него не смотрел.

Выпад – тонкий клинок со звоном отлетает от лезвия подставленного под удар меча, высекая сноп искр. Одновременно удар второго лезвия, длинного и смертоносного, принимает на себя кольчуга, звенья скрежещут под непомерной нагрузкой, лопаясь, – но тело уже реагирует и уходит в сторону, и острие клинка вырывается из уже почти поддавшейся стальной сети.

Пот заливает глаза. Психоматрица весьма достоверна – хотя кто мешал в общем-то лишить лицо образа, предназначенного для Арены, потовых желез. Наверное, так и надо сделать.