– Дедушка! – взвизгнула Игнера. – Вы… вы… не можете… вот так взять и разрушить жизнь…

– Чью?

– Мою!

– Так а разве я ее рушу? – патриарх прищурился. – Скажи, я велел тебе мужу изменять? Или вот с ним связываться?

– А… а как же… Эричек?

– А чего Эричек? Туточки останется. В шахту поставим, поглядим, авось, на что и годный… а то ишь разбаловались…

– В шахту ему нельзя, – севшим голосом сказала госпожа Игнера. – В шахте… шебуршится.

И тут все посмотрели на меня.

– Юсенька, – Бжизек прижал руки к груди. – Ты только поглянь…

– Нет, – я смотрела в стену, поскольку смотреть на папеньку было выше моих сил. Совесть, столько лет спавшая, вдруг очнулась и начала припоминать: что ту самую куклу с фарфоровым личиком и глазами, которые – о чудо из чудес – закрывались, стоило куклу на спину положить, что карамельки, что прогулки на площади.

Плечи, на которые меня сажали, и я становилась выше всех.

Сахарных петушков и орехи в меду, которые ссыпались в карман, к вящему матушкиному неудовольствию. Пучеглазую жабу в кувшине – мы кормили ее червяками – и меч с рукоятью, обмотанной шелковым шнуром.

Красивый. Почти настоящий. Им я, помнится, поколотила Тодрика, наглого соседского мальчишку, повадившегося обзываться.

И все равно нет.

– Там оно, если б взаправду было неспокойно, кто-то да пропал бы… а Гнедыш, он за помощь благодарный будет. Я уж думал, что он от дел отошел, а раз тут, то… – продолжал увещевать Бжизек, а Грета лишь вздыхала то ли по рухнувшей любви, то ли по неясным перспективам многострадального ее эликсира.

Нет, партнеров она найдет, но…

Пока найдет, пока притрется, пока на нынешние объемы выйдет, не говоря уже о повышении. Я понимала ее тоску по потенциально упущенной выгоде, однако на памяти моей ни одно вот такое «шебуршание» неясной природы не оборачивалось чем-то простым и безобидным.

Грета ни о чем не просила, но от этого на душе становилось совсем уж тошно.

– Я посмотрю, – решил Эль, окончательно испортив настроение.

Герой недоделанный.

Шахта, в которой шебуршалось, расположена была в стороне от прочих. И пара деревянных щитов, щедро расписанных рунами, этак ненавязчиво намекали, что соваться туда не стоит. Я щиты оценила, как и подернутые ржавчиной рельсы, уходящие во тьму.

Кривые стены. Мох на них. Лезть вглубь расхотелось совершенно.

Но разве ж моего… гм, жениха, чтоб не сказать неприлично, удержишь? Он вон и шею вытянул, ушами прядает, что жеребец на полосе препятствий, прикидывая, как бы сподручней во тьму первозданную нырнуть. Мы с маншулом переглянулись, и я покачала головой: героизм, он такой, от откровенной дурости недалеко ушел.

Я огляделась. Как назло подходящего камушка, чтобы огреть героя по затылку, не нашлось.

– Ничего не чувствую, – признался Эль, ткнув пальцем в деревянный щит, который взял и хрустнул, что заставило эльфа убрать руки за спину, да только поздно: по щиту поползла трещина, раскалывая рунопись пополам.

Что-то щелкнуло. Загудело в горе.

– А оно так должно? – поинтересовался Гретин жених, ныне бывший, приставленный к нам то ли проследить, чтобы гости добрались до нужной шахты, то ли предотвратить побег, то ли просто девать его было некуда.

Он то и дело укладывал руку на топор. Хмурился. Шевелил густыми бровями. Губы оттопыривал. В общем, старался, как мог, выглядеть еще большим идиотом, чем был. И надо сказать, у него получалось.

– Должно, должно, – проворчала я, вглядываясь в шахту.

И вот не уйдешь же. Не знаю, кто этот щит ставил, но благодаря ему, что бы там внутри ни шебуршалось, оставалось оно в шахте. А значит, совесть не позволит оставить бедных… ладно, не очень бедных и не таких уж беззащитных гномов в неведении.

Нам ведь не надо лезть глубоко. Два шага.

И веревку привязать, а то ведь иным тварям и этих двух шагов хватит, чтобы голову заморочить. Я присела и веревку достала. Крепкую. Конопляную. Не единожды меня выручавшую. Привычно пробежалась пальцами, проверяя целостность, а то, поговаривали, находились порой умельцы…

Нет, не знаю, что за человеком матушка моя была, но главное правило – проверять снаряжение – она мне в голову вбила.

Пара свечей в негасимых стаканах.

Повязки с отвращающими знаками. Эль от такой отмахнулся, молча вытянув корешок на тонком шнурке. Свое, значит… предусмотрительность – это хорошо.

– А… – глядя на добро, которое я раскладывала прямо в коридоре, Эричек постепенно бледнел, – можно, я тут останусь? Посторожу.

– Посторожи, – я решила быть великодушной, главным образом потому, что лишние люди, пусть даже и не совсем люди, главное, что медлительные и беспомощные, мне не нужны.

Вот и…

Тьма молчала.

Эль пялился в нее с видом презадумчивым. А меня посетила чудесная мысль: щиты-то хлипкие, вон, одного тычка хватило, а нежить, она тычком не ограничилась бы… и если так, может, нет никого в шахте из тех, которых к ночи вспоминать не стоит?

Может, шебуршится там… не знаю, ручей, в скале запертый. Или крысы.

Крыс тут, как выяснила, хватает, причем отнюдь не все белые, редкой мясной породы.

– И все-таки я считаю, что тебе тоже следует подождать, – произнес Эль. Впрочем, настаивать не стал, только вздохнул, когда я закрепила веревку на камне.

Пара капель особого эликсира… не помню, что варила Грета, но клей получился отменнейший, и проще будет отрубить хвост веревки, чем отковырять ее от камня.

– Держи, – протянула ему свечу, закрепляя собственную над головой.

– Думаешь…

– Не знаю, – почему-то мысль использовать магический светлячок мне не нравилась. Необъяснимо. Иррационально. Но категорически. А чутью я своему верила.

И Эль поверил.

Огонь он зажег, и мы… я оглянулась, подметив скорбную фигуру Эричека, сгорбившуюся над камнем.

Стало темно. И душно.

В какое-то мгновение мне даже показалось, что этим влажным киселем, заменявшим в шахте воздух, я не смогу дышать. Но нет, приспособилась. Только взмокла как-то и сразу, а не скажешь, что в шахте жара.

Шаг. И еще. И остановка.

Я вижу эльфа, он напряжен, насторожен, как и я. Прижался к ноге маншул. И хвост его подрагивает. Ему это место категорически не нравится, а я…

Я готова повернуть.

– Что думаешь?

– Здесь что-то не так, – голос Эля тонет в вязком воздухе, и звуки получаются растянутые, размытые. – Не понимаю, что именно…

Никого нет.

Я плету поисковое заклятие, и оно проваливается в вязкую тьму. Падает, падает и падает, пока не рассыпается под собственным весом. Здесь не просто никого нет, здесь… крысы и те ушли, а это, однако, показатель.

И что имеем?

Я мысленно перелистывала тот самый справочник нежити.

Урлы? Они выедают все окрест,