– Лиди!.. – Натали судорожно вцепилась в мое плечо.

– Я пошутила! – улыбнулась я, дабы ее успокоить. – Останься пока здесь – я сейчас же тебя позову.

И как можно беззаботнее, чтобы не пугать и без того напуганную подругу, я начала спускаться к соснам.

Разумеется, опасения мои оказались напрасными: Эйвазова не пряталась в кустах с безумным блеском в глазах и топором в руках. Она, вероятно и не думая о нас, снова шагала впереди. Я позвала Натали, и мы, прибавив шагу, чтобы не отстать, продолжили путь.

– Какое ужасное место, – прошептала Натали, поднимаясь на невысокий пригорок вслед за мачехой, – и мрачное… Зачем только мы пошли за этой ведьмой, Лиди! Я сердцем чувствую, что добром это не кончится.

– Это всего лишь лес, – ответила я, стараясь не упустить Эйвазову из вида. – А для леса здесь нет ничего… необычного.

Договаривала я, уже глядя на хилую покосившуюся избу, чернеющую в полумраке за пригорком в каких-то тридцати шагах от нас.

– Ничего необычного?! – ахнула Натали, еще сильней цеплялась за мою руку. Похоже, она уже едва могла владеть собой. – Кто может жить в таком месте?

– Здесь никто не живет – света в окнах нет.

По правде сказать, изба оказалась настолько небольшой, что окно здесь имелось всего одно. Света в нем действительно не было, но лишь до тех пор, пока внутрь не вошла Лизавета – тогда вскорости мы заметили отблеск разгорающейся свечи.

Я, готовая, кажется, на все, лишь бы узнать, что происходит внутри, подобрала юбки и, прячась за стволами сосен, в несколько коротких перебежек подобралась к бревенчатой стене дома. Встала у самого его окна – рассеченного пополам трещиной и целого всего на две трети. Заглядывать внутрь я все не решалась, однако совсем рядом с моей головой отсутствовал фрагмент стекла, и через это отверстие я чувствовала уже знакомый мне запах пряных трав и слышала звуки… Размеренные шаги по скрипучему полу, скрежет отодвигаемой мебели и еще что-то похожее на писк.

Натали в это время тоже набралась храбрости настолько, что со всех ног бросилась ко мне. Снова вцепилась в мое плечо и не без интереса спросила вдруг:

– Так она одна там? Что она делает?

– Похоже, что одна. Заглянуть бы в окно…

– Так, может, и заглянуть? – простодушно спросила Натали.

И впрямь, пора бы уже решиться. Я подошла еще ближе к стеклу, чтобы не пропустить ни звука. Да, это был писк. Так пищат крысы, мыши и прочие грызуны – но, право, глупо надеяться, что в таком заброшенном доме не водится мышей.

Вот снова раздался протяжный скрежет, похожий на звук открываемой дверцы, потом что-то щелкнуло – и я услышала голос Лизаветы Тихоновны:

– Иди сюда, моя хорошая… что ж ты упираешься так?! – Писк сделался еще громче, надрывнее, но – тотчас его оборвал короткий звук, с которым тесак опускается на разделочную доску у кухарок…

Догадавшись, что она только что сделала, я без звука прижала ладонь к губам. Не знала, что и думать. Натали же, слышавшая все то же самое, смотрела на меня круглыми как два блюдца глазами:

– Что она… что она сделала?

Не в силах больше мучиться догадками, я набралась храбрости и – заглянула в окно. По ту сторону стекла была комната. Темная и захламленная, с небольшим столом у самого окна. Стол этот действительно больше был похож на разделочный, но на столешнице его были начертаны белым некие символы явно оккультного значения. Возле стола находилось кресло с потемневшей и порванной во многих местах обшивкой и накинутым поверх спинки плащом. Плащ, кажется, мужского кроя.

Саму Лизавету я не видела – только слышала ее голос, которым она монотонно и нараспев произносила слова на незнакомом мне языке. И видела ее руки, которые сноровисто орудовали ножом над телом несчастной мыши так, что кровь «жертвы» сливалась в глиняную чашу. Я подумала, глядя на это действо, что, не будь у меня опыта в госпитале, где я насмотрелась всякого, то, верно, сейчас меня бы мучил приступ тошноты. Но взгляд от ужасного действа я отвела не сразу.

Так что же она – сумасшедшая? – думала я, снова прижавшись спиною к бревенчатой стене. – Но неужели за столько лет никто из домочадцев не заметил за Эйвазовой странностей? И, главное, зачем она все это делает? Чего добивается?

– Что там? – спросила изнывающая от нетерпения Натали.

– Не смотри, – покачала головой я.

Но подруга не послушалась. Так же, как и я, она приблизилась к окну и заглянула внутрь. Но тотчас с коротким вскриком метнулась в сторону:

– Лиди, она меня заметила! – прошептала Натали.

Не зная, что и думать, я снова подобралась к окну, заглянула внутрь и – застыла на месте, не в силах отвести взгляд. Через стекло на меня смотрела Эйвазова. Очень бледная, с немигающим взглядом распахнутых голубых глаз и каменной маской вместо лица. Не могу сказать, что она была зла в этот момент или хотя бы удивлена – она была словно неживой. Потусторонней. Мне кажется, она даже не узнала меня.

За моей спиной в это время, уже не сдерживая крика ужаса, бросилась бежать прочь моя подруга. Я кинулась, было, следом, но через два шага запуталась в собственных юбках и упала на колени. А Натали уже почти скрылась из виду…

– Постой! – окликнула я ее, уже не боясь быть услышанной Лизаветой, но подруга бежала в панике и не разбирая дороги. Причем бежала в противоположную от дороги сторону – туда, где лес был еще чернее и гуще.

Поднявшись на ноги и не оглядываясь больше на избу, я побежала следом. Впрочем, Натали я все равно не догнала.

Не меньше часа я бродила меж стволов сосен в отчаянных попытках отыскать Натали. Возможно, я уже сама заблудилась и не смогла бы найти дорогу, но меня гораздо больше беспокоило, что где-то здесь, в этом лесу, также бродит моя подруга – напуганная и замерзшая. Которую я, по глупости своей и безрассудству, втянула в эту историю. И что совсем рядом с нею, возможно, находится женщина – то ли одержимая некой оккультной верой, то ли вовсе сумасшедшая. Которую Натали боится и считает ведьмой.

– Натали! – снова позвала я, надрывая охрипшее от криков горло, но ответом мне была лишь мертвая тишина, которая уже сводила меня с ума.

Я в очередной раз споткнулась о какую-то корягу и ударила ногу столь сильно, что мне очень захотелось расплакаться – признать свое бессилие и сесть прямо здесь, чтобы просто ждать помощи. Однако мысль я эту почти сразу отогнала, тем более что рассмотрела впереди довольно высокий пригорок – возможно, оттуда я увижу Натали.

Подругу я не увидела. С пригорка вела только одна дорога – узкая, едва намеченная тропка, которая терялась среди черных могильных крестов и потрескавшихся надгробий… Тропка вела на деревенское кладбище. Как ни пыталась я мыслить трезво, но вид широко расстелившегося под пасмурным небом кладбища побуждал меня к единственному – как можно скорее уйти прочь.