— Даже у моих родителей нет столько моих фотографий, — говорит Амин умилённо, но не без определённой зависти, и я вспоминаю, что он в своей семье очень долго сидел на вторых ролях из-за неподтверждённого статуса альфы. Наверное, это тяжело. Понимать, что тебя стали замечать больше только из-за того, что ты внезапно оказался альфой, а не бетой.

Я закрываю альбом. Мне почти до слёз приятно, что дед так озабочен моей скромной персоной. Даже несмотря на наше непростое взаимодействие, даже учитывая то, что я — омега, он всегда выделял меня своим вниманием на фоне других членов семьи, чтобы он там не говорил. Амину, у которого такого человека в семье не было, наши отношения, наверное, — одновременно и приятное, и неприятное зрелище.

— Эрик, мы, пожалуй, выедем сейчас, я вспомнил об одной встрече… — Я корчу извинительное лицо.

— Я понимаю, — кивает Эрик с лёгкой улыбкой, и ведь он действительно понимает. Может зря я его дураком считал? — Возьмёте с собой сэндвичи?

— Нет-нет, спасибо…

— Да возьмите.

— Не стоит…

— Они с домашней ветчиной.

— Уговорил. — Я улыбаюсь. Когда Эрик уходит на кухню, альбом летит на диван, а я поворачиваюсь к Амину. — Ты же не против? Что мы сейчас уедем?

— Конечно, — отвечает он. Тонкие пальцы нежно касаются моего подбородка, и я прикрываю глаза, наслаждаясь этой нехитрой лаской. — Всё в порядке?

— Да, просто… просто, так мы уйдём спать, а я бы хотел ещё провести время с тобой, хоть и в дороге. — Я ловлю его руку своей и мягко целую пальцы.

Амин внезапно смеётся, откинув свою чернявую голову. Смуглый красавец с такой уверенной белозубой улыбкой… Я чувствую, как тяжелеет в паху.

— Это было бы славно, — говорит он наконец, а зелёные глаза будто бы темнеют, направленные на меня.

Эрик демонстративно шумит и заходит с упаковкой сэндвичей с ветчиной.

— Я провожу вас, — говорит он. — Лоис, скорее всего, уже лёг спать.

Я киваю.

Эрик доводит нас до машины, мы с ним обнимаемся, затем, как ни странно, они обнимаются с Амином (и когда только успели так подружиться?), потом Эрик берет с меня обещание приезжать почаще, а то ему тут скучно без друзей-омег, и мы наконец-то покидаем это любовное гнёздышко.

Ещё на выезде из ворот у Амина пищит телефон, и он ненадолго углубляется в экран.

— Эрик прислал рецепт того соуса, — поясняет он, заметив мой взгляд.

Выруливая к главной дороге, я округляю глаза.

— Вы уже обменялись телефонами?! — Мой голос звучит как-то слишком громко, и я просто захлопываю рот.

— Ты ревнуешь?

Чтобы не отвлекаться от дороги, смотрю на него через зеркало заднего вида. Морду Амин состряпал уж очень хитрую.

— А что если да? — спрашиваю спокойно. — У дедули губа не дура. Парня он себе выбрал горячего. Я таких только в фильмах видел.

— Вот теперь я ревную, — фыркает Амин.

Мы смеёмся, но не слишком энергично. Всё же уже одиннадцать вечера.

Подъезжая на поворот к городу, я не замедляю ход, а еду дальше. Я не знаю, почему. Хочу ли я что-то доказать себе или просто порадовать Амина, мне сказать сложно. Но я хочу привести его туда. Не зря же Эрик надавал нам еды с собой.

— Куда едем? — спрашивает он. Какой наблюдательный.

— Хочу кое-что тебе показать.

Он просто кивает, и всю оставшуюся дорогу до дикого пляжа на окраинке мы уютно молчим. Я веду машину по полупустой трассе и даже не думаю ни о чём, а просто наслаждаюсь закатом, морским воздухом и тишиной. Амин смотрит в окно, подперев подбородок ладонью, медитативно, увлечённо. В какой-то момент его рука оказывается на моём колене, и внутри всё взрывается, словно я — бочка пороха, а Амин — грёбаная искра. Пора привыкать к тому, что мой организм ведёт себя так, словно я — тринадцатилетний девственник. Это надолго.

Когда мы подъезжаем, красноватое солнце оказывается ровно там, где нужно, заблюренное перистыми облаками, как туманом.

Я оставляю машину у обочины, и мы идём вперёд, к камням, успевшим подсохнуть за день.

Я выбираю самый большой и удобный, чтобы мы могли сесть рядом или даже лечь при желании. Это место я хранил для особого человека. Никого сюда не приводил. Не то чтобы никогда не хотел, но как-то то времени не хватало, то момент был неподходящий. А с Амином вот удалось. И время, и момент совпали. И если мы расстанемся, мне придётся менять это «место силы». Я бываю весьма поэтичен. Время от времени.

Плечо у Амина хоть и острое, но лежать на нём так приятно, что я бы вечно так с ним сидел, ни о чём не разговаривая, просто молча болтая ногами над мягкими волнами и вдыхая его тонкий запах, что внезапно напоминает мне о доме.

Мы наслаждаемся красотой, наверное, с четверть часа, пока я не понимаю, что замёрз и не тянусь к предусмотрительно отданному нам Эриком термосу. В нос ударяет запах сладкого чая с лимоном.

— Как тебе мой дед? — отпиваю сам и передаю крышку от термоса с налитым в неё напитком Амину.

Тот глушит чай с явным удовольствием маленькими осторожными глоточками, дует на него, прикрывает свои прекрасные глаза плащом из тёмных ресниц.

— Он забавный, — говорит Амин. — Вы очень похожи.

Если бы у меня во рту сейчас был чай, я бы им поперхнулся.

— Ты серьёзно? — тяну я. — Хочешь сказать, я похож на престарелого ворчливого ловеласа с расшатанной психикой?

— Нет. — Амин улыбается. — Ты похож на ответственного и честного человека, который очень любит свою семью. — Он передаёт мне чайную эстафету и добавляет: — А ещё ты похож на того, кто может взять всё в свои руки.

Я поднимаю на него глаза. Я вроде бы и понимаю, что Амин хочет сказать, и, одновременно, не совсем. Но в его словах столько искреннего, даже детского, восхищения, что мне не нужны пояснения. Мне нужно это мгновение, счастливое и наполненное нежностью, только бы оно растянулось надолго. Желательно навсегда.

— Ты — первый, кого я пригласил сюда, — говорю я вместо того, чтобы думать о словах Амина. Мне достаточно и того, что от них моё сердце колотится, как бешеное. — Просто хочу, чтобы ты знал. Я… мне кажется, я люблю тебя.

Амин с несколько мгновений смотрит мне в глаза так, словно он — пират, а в них можно найти закопанный предыдущим капитаном клад.

Эти несколько мгновений — это очень долго, но я не успеваю пожалеть о своих словах, потому что это