– Что Федь?

– Мяу… мяу…

Создал Господь Бог человека; и муху, например, тоже он. Раз все он, то и малярийного комара он тоже!

– Тут не выкрутишься ты, бабушка. Это факт.

– Никакой не малярийный он, Федь.

– Все равно убей его, бабушка, умоляю!.. Только труп мне, смотри, не смахни на кровать.

Мотылек ночной отвратительный. Сороконожки, мокрицы всякие, хуже некуда. Уж не буду о пауках…

Человек – царь зверей вышел у него, а все эти страшенные – так, побочный эффект творения? Переборщил он, честно скажу, с этой нечистью, увлекся, наверное. Они все, кто писатели, там, или художники, как разойдутся в творчестве, так уже и не остановить…

– Ты зачем же, Федя, всю траву рядом с трубой покрасил?

– Просто так краска, бабушка, отлетала…

Мухи с тараканами, может, тоже у Бога с кисточки во все стороны по случайности отлетели?..

Посмотрю, бывает, на муху, да и засмотрюсь, позавидую…

Это какие же несправедливости у Бога в отношении человека на земле творятся! Уж до того муха существо никчемное, а летает. И не понимает даже мушиной головой своей, что вот как ей повезло…

Мухе дал Господь, значит, крыльев, а у меня на спине две кочки, об угол чесать.

– Почему не летает человек, бабушка, так, как муха? Почему человеку крыльев твой Бог не дал?

– Как же это не дал? Нет у Бога ни одного человека бескрылого, каждый летает…

Уж особенно летучи мы с бабушкой! Она палочкой по земле стучит, хромает, охает, и я, за карман уцеплясь, в резиновых сапогах колутяпаю. Знатные летаки́. А были бы крылья…

– Есть крылья, Федя, у человека, только невидимы.

Все хорошее у Бога этого, как посмотрю я, невидимо. Видимо-невидимо невидимого такого! Папа с мамой живы – невидимы. Град Небесный – невидимый, ангел – невидимый, душа – невидима, крылья – невидимы. Да и самого Бога с земли не видать.

– … Мечты да надежды, Федь, крылья у человека. Весь мир на радость тебе сотворил Господь. Все дал тебе, всем поделился. Жизнь твоя – его крылья…

– Все равно не годится это, чтобы муха на потолке, я на стуле…

– Смотри, рассердится Бог на тебя, в муху превратит. Ползет Федя-муха по потолку и жужжит.

Возьмет бабушка газетку, встанет на табуретку да и, не рассмотрев сослепу, что муху эту Федей зовут, на пол смахнет. Одно мокрое место от Феди останется. Понял или нет?

– Понял, понял…

Все равно не по справедливости всегда подарки, не по желанию. Я давно велосипед новый хочу, у одного человека есть новый велосипед, у другого – нет. Чем я хуже? Мало, что ли, у Бога велосипедов, чтобы на всех хватило?!

– …Стояли люди и звери, Федя, к Господу Богу однажды в очередь, за подарками. Кому с чем в мир пойти.

Подошел первым лев. Что, спрашивает Бог у льва, дать тебе? Я, отвечает лев, хочу, как ты, царем быть. Сделай меня огромным, дай мне рык страшнее грома небесного, чтоб все боялись меня и сами в пасть ко мне на обед приходили.

И сделал Создатель того льва мышкой. Бегает мышиный лев по земле, пищит, других устрашает. Услыхала кошка этот писк и лапой того льва – тяп!..

Жалко мышиного льва. Ни за что пропал. Создал Бог его ему на погибель…

– … Не съела льва мышиного кошка, Федь, в норку юркнул он, затаился. У кошки лапа в ту норку и не пролезла, понял или нет?

– Понял, понял…

Спас все-таки, слава богу, Бог мышиного льва, пожалел в последний момент.

– …Приплыла к Богу рыба. Много чего пожелала, говорливая была очень. И того, сказала, хочу, и этого хочу. И пятого и десятого. Слушал, слушал эту рыбу Господь, даже голова у него заболела… Махнул рукой да и отправил в море плавать, вместо слов – пузыри пускать. Понял или нет?

– Понял.

Так ей и надо. Я тоже рыбу не люблю. Особенно котлеты рыбные…

– …Пришел к Богу первый человек. Ну а тебе что дать, первый человек? – спрашивает Бог.

Мне, говорит первый человек, дай сад райский, скатерть-самобранку, шапку-невидимку, ковер-самолет и жену-красавицу. Видит Бог, глупее рыбы первый человек у него вышел. И дал ему разума. Две руки, две ноги, глаза два да уши… Понял или нет?

Понял… все как обычно. Ни велосипеда, ни крыльев…

Как я только вижу во сне? Глаза-то закрыты…

– Федя, завтракать пора, просыпайся.

– Да ты что, бабушка! Я же только что поел…

– Где поел, Федь, во сне?

– Во сне… Да какая разница где? В меня больше, бабушка, все равно не влезет…

– Ах ты, боженьки… ноги-то как гудят, кости ломит, будто воду во сне возила… картошку грузила…

– Вот и я во сне так набегался, так устал! Что глаза просто сами собой слипаются…

* * *

– Бабушка… ты спишь?

– А? Что, Федь?

– Спишь ты там, что ли, бабушка?

– Спала…

– А видела что-нибудь во сне, бабушка?

– Ничего не видела, Федь.

– Так ты, бабушка, во сне очки не снимай…

Летает по ночам душа бездельница, невидимка! А ведь банки бы грабить могла!

А она, бестолковая, ничего – ничегошеньки! – хорошего из сна с собой никогда не захватит!

– БАБУШКА, ПРОСНИСЬ! ПРОСЫПАЙСЯ!!!

– Господи боже… Федь, да что ж ты кричишь, как резали? Напугал…

– Скорей, бабушка! Свет включай! На спине смотри под пижамой. Есть?!

– Да что есть-то, Федь? Укусил, что ль, кто?

– Крылья, бабушка…

Проросли крылья у меня. Точно помню я! Все росли, шуршали по простыне, упирались, жалились перышки, как крапивой жгло, все чесалось…

– Ну что, что там, бабушка?

– Вроде есть… только маленькие уж очень горбики, кожа да косточки. Комарам кусать пока только…

– А перышки, перышки-то, бабушка, на косточках этих есть?

– Погоди-ка, Федь, сейчас в очках посмотрю.

– Только б были, бабушка… только б были…

– Одно всего пока только перышко, Федь…

– Покажи!

– Что ты, больно будет тебе, если выдерну.

– Нет, дери, дери! Я зажмурюсь…

– Подождем лучше, Федь, немножко, пусть подрастет.

– Нет, не подождем! Ни за что не подождем, бабушка!