— За свою жизнь! А ты спряталась в стране третьего мира, избегая дружбы и отношений.

— Надо же, ты теперь эксперт по отношениям?! Ты сам всю жизнь избегаешь отношений, ты слишком занят соперничеством с собственным братом и тем, чтобы доказать свою ценность своим родным, которые и без того тебя любят. Ты ведешь жизнь плейбоя, кичишься своими дорогими машинами, собственными самолетами и яхтами. И больше тебя ничто не волнует. И все для тебя одноразовое, включая меня!

Ярость захлестнула Даниеля с такой силой, что он готов был ударить Еву.

— Ты слишком далеко зашла!

— Правда глаза колет, да? Тебя бы устроил брак с женщиной с эмоциональными потребностями золотой рыбки! С этим бы ты справился. Ну прости, что разочаровала тебя и оказалась куда более эмоциональной, чем ты думал! У меня есть чувства, и если ты не способен ответить на них, то бороться мне не за что. Так что отдай мне ключи от машины и отпусти!

— Ева… — Он сделал, кажется, самый долгий и глубокий вздох в своей жизни, осознавая, что если немедленно не успокоится, то просто перекинет ее через плечо, утащит в замок и посадит под замок.

— Если ты не можешь сказать мне, что любишь меня или хотя бы что когда‑нибудь полюбишь, лучше просто молчи.

Сердце в его груди колотилось как шальное, заставляя вибрировать каждую клеточку тела — от кончиков пальцев до корней волос.

— Как я могу дать такое обещание? Я хочу тебя. Я тебя уважаю. Ты нравишься мне. Разве этого недостаточно?

— Для меня — нет. Я хочу большего. Хочу от тебя детей. Хочу состариться рядом с тобой.

— Хочу, хочу, хочу… — передразнил он. — Важно лишь то, чего хочешь ты, да? А как насчет того, чего хочу я?

— И чего же хочешь ты?

— Брака, о котором мы договорились!

— Плохо. Потому что я этого не хочу. Я не хочу потратить лучшие годы своей жизни, тоскуя по тебе и ожидая от тебя того, что ты дать мне не можешь. Верни ключи.

— Ладно. Хочешь ключи — иди и возьми их!

И он с силой швырнул ключи на землю.

Переполняемая ненавистью и гневом, с которыми едва могла справиться, Ева подняла ключи с промерзшей земли. А Даниель, сунув руки в карманы, молча развернулся и направился к замку.

Руки Евы тряслись так, что она с первого раза не смогла попасть ключом в замок зажигания. Со второго тоже. Наконец тишину прорезал рев мотора и почти сразу — визг колес автомобиля, резко рванувшего с места.

Должно быть, она сошла с ума, когда подумала, что любит его! Точно! Ну разве можно влюбиться в такого подонка, как Даниель Пеллегрини?! И зачем он вообще устроил этот фарс? По условиям их договора она вольна уйти от него, когда ей вздумается, без всяких объяснений. Конечно, он вправе попросить ее прокомментировать свое решение. Ну так она же оставила ему письмо! Как он вообще посмел упрекнуть ее в трусости?! Да он сам трус! Трус — эгоистичный, самовлюбленный…

Погрузившись в поток возмущенных мыслей, Ева чуть не пропустила крутой поворот. В последний момент она резко нажала на тормоз и крутанула руль. Время вдруг замедлило ход, ей показалось, что она среагировала слишком поздно и сейчас протаранит изгородь, окружавшую оливковую рощу. К счастью, этого не случилось. Машина проехала боком по забору, так что пострадала лишь задняя дверь с пассажирской стороны.

Когда Ева наконец сумела взять автомобиль под контроль и тот остановился, колени ее мелко дрожали. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, она увидела, что лицо ее бело словно мел, как и костяшки пальцев, судорожно вцепившихся в руль. Собрав остатки сил, она кое‑как выехала на безопасную обочину, выключила мотор, откинулась на сиденье, попыталась отдышаться и… слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз.

Прощальное письмо Ева оставила на туалетном столике. Даниель схватил его, скомкал и бросил в камин.

Какая разница, что она там написала? Она уже все сказала ему. Они оба сказали друг другу все, что следовало. Что ж, скатертью ей дорога!

Эта трусиха так торопилась сбежать, что успела собрать всего один чемодан. Гардероб остался заполненным вещами, за которые заплатил он, Даниель.

Он долго смотрел на них, потом медленно вышел из гардеробной, сжав кулаки, едва удерживаясь, чтобы не сграбастать все в кучу и не выбросить к чертовой матери.

Даниель чувствовал себя так, словно внутри его поселилось дикое существо, которое извивалось и терзало его нутро. И ему надо было убить это чудовище и избавиться от него немедленно.

После той отчаянной предрождественской попойки, которую он устроил, узнав правду о Пиете, Даниель почти не притрагивался к алкоголю. А вот сейчас, видимо, пришло время повторить, чтобы отпраздновать свое освобождение.

Да, точно, так он и сделает! Отпразднует обретенную вновь свободу! Он переоденется и отправится в клуб «Жиру»…

Но едва он успел сделать пару шагов, в кармане завибрировал телефон. Выуживая аппарат из кармана, Даниель с удивлением обнаружил, что у него трясутся руки.

Сердце его упало в пятки, когда он увидел, что на дисплее высветилось отнюдь не имя Евы.

И с чего это ему вдруг так захотелось, чтобы это звонила она? Женщина, возжаждавшая его любви? И не нашедшая в себе смелости, чтобы за нее бороться?

Звонок был от матери. Отвечать ему ужасно не хотелось, но он все же сделал это: за всю свою сознательную жизнь он и так проигнорировал немало ее звонков.

Она хотела знать, как чувствует себя Ева.

Даниель едва было открыл рот, чтобы ответить: «Без понятия, и меня это не волнует. Ева уехала и больше не вернется». Однако сказал:

— Ей уже гораздо лучше.

— Хорошо. Я волновалась за нее.

— Тебе не о чем волноваться, — торопливо заверил ее Даниель и сменил тему. Чудовище внутри его продолжало неистовствовать.

Они поболтали пару минут, прежде чем он сказал:

— Мне надо идти, мама.

— Хорошо, сынок. Скоро увидимся. Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, — прошептал он, нажал отбой и закрыл глаза.

Когда они с матерью в последний раз говорили, что любят друг друга? Он и не помнил.

Он так часто думал о ней плохо… Так же как и об отце. Он сильно отдалился от родителей за последние несколько лет. Особенно когда отец был болен. Теперь он сожалел об этом все больше…

Ева была права. Он эгоист. Единственный член семьи, с которым он действительно близок, — Франческа. Но ее просто невозможно не любить. Она такая же, как он, бунтующая душа. Вот только протестует она иначе и по другим поводам.

Что ж, отца больше нет. Сожалеть о том, что они были далеки друг от друга, поздно. А вот мама жива и любит его. С ней он еще может наверстать упущенное.