— Мог ли мой брат убить? Вряд ли.

Свист мячей в воздухе заставляет Малин вспомнить стрельбище и пистолетные пули, стремящиеся поразить мишень. Совсем как это только что делала Катарина Фогельшё, когда они рассказывали ей о ее брате. А теперь с лицом, лишенным какого-либо выражения, она ожидает следующего вопроса, а на Малин один ее вид навевает усталость.

Стрелка часов приближается к пяти. И хотя Форс понимает, что надо как можно быстрее продвигаться в расследовании, она хочет домой.

Принять душ, а затем?

Жалеть себя.

Страшно жалеть.

Просто жалеть.

Головная боль улеглась, но тело все еще чего-то хочет. И его тоска, словно кулак, сжимает сердце.

У меня куча дел.

Справлюсь?

Она снова видит перед собой эту женщину, заносчивую и самодовольную, но все-таки чем-то приятную. Или это и есть то, что называется социальной компетентностью?

— То есть вы в это не верите? — переспрашивает Харри Катарину.

— Мой брат безобиден. Может быть, не во всех отношениях, но он точно не способен на насилие.

— Вы можете немного рассказать о нем? — просит Харри.

— Но ведь он лучше смог бы сделать это сам, — Катарина вынимает железную клюшку из своей сумки, оглядывая ее снизу доверху.

— Тогда позвольте мне перейти к делу, — говорит Малин и думает про себя: «Сосредоточься на Катарине Фогельшё. Не на самой себе». — Что вы делали сегодняшней ночью и рано утром?

— Вчера вечером ко мне приезжал отец. Мы пили чай.

— Он говорил, что ушел от вас в десять. Что вы делали потом?

Катарина прокашливается.

— Я поехала к своему любовнику. Главврач Ян Андергрен. Он может подтвердить, что я пробыла у него до утра.

Она называет номер телефона, а Харри тут же вбивает его в свой мобильник.

— Мне нравятся белые халаты, — шутит Катарина. — Но вы должны знать, что с этим любовником я встречалась всего несколько раз и не планирую длительных отношений.

— Почему? — интересуется Малин.

— Вы не понимаете? Золотое правило подобного романа: пять встреч, а потом вы начинаете воображать себе, что это любовь.

«Меня совершенно не впечатляет, что ты спала с врачом, — думает Форс. — Не кокетничай, я слишком от всего этого устала».

— У вас были какие-либо отношения с Йерри Петерссоном? — спрашивает Харри.

— Никаких, — нерешительно отвечает Катарина, прежде чем ее голос обретает уверенность. — С ним имели дело Фредрик и отец. А что?

— Вы не были против продажи замка? — продолжает Малин.

— Нет. Просто пришло время его продать и двигаться дальше.

«Ты слово в слово повторяешь то, что сказал твой отец, — замечает про себя Малин. — Это он научил тебя, что говорить?»

— То есть вы не хотели, чтобы он перешел к вам?

— Никогда не имела подобных амбиций.

Свист мячей не умолкает. Бесполезные снаряды. «Дурацкая игра», — думает Форс, в то время как Катарина Фогельшё поправляет ремешок своих синих брюк, воротник розовой хлопчатобумажной рубашки и кладет клюшку обратно в сумку.

— Ходят слухи, что вы были вынуждены продать поместье из-за финансовых проблем. Это так?

— Инспектор, мы древний дворянский род, нам почти полтысячелетия. Мы неохотно говорим о деньгах, но никогда, никогда, говорю я вам, не имели никаких финансовых проблем.

— Могу я спросить вас, чем вы занимаетесь? — интересуется Харри.

— Я не работаю. Покончила с этим после развода. А раньше занималась искусством.

— Искусством?

— У меня была галерея живописи XIX века. Такой вполне доступный эстергётландский художник, как Крутен. Но были и более дорогие. Вы знаете Эугена Янссона?[35]В основном я занималась им. А также датским женским романтизмом.

Малин и Харри кивают.

— Вы знали Йерри Петерссона раньше? — спрашивает Харри.

— Нет.

— Вы развелись не так давно? — интересуется Малин.

— Нет, десять лет назад.

— У вас есть дети?

Взгляд Катарины Фогельшё омрачается, как будто она хочет спросить, какое это имеет значение.

— Нет, — отвечает она.

— Вы с Петерссоном ровесники, не были ли вы знакомы в гимназии? — продолжает настаивать Форс.

Катарина Фогельшё оглядывает драйвинг-рэйндж.

— Мы ходили в Кафедральную школу в Линчёпинге. Когда он был в третьем классе, как мой брат, я училась в первом.

Малин и Харри обмениваются взглядами.

— Я помню его, — продолжает Катарина, все еще не сводя глаз с драйвинг-рэйнджа. — Но мы не общались. Он не принадлежал к моему кругу. Хотя, конечно, мы бывали на одних и тех же вечеринках, это неизбежно.

«Нет, — возражает про себя Малин. — В гимназии пересекаются все миры, хочешь ты того или нет. Люди могут бывать на одних и тех же вечеринках и общаться друг с другом не больше, чем два совершенно незнакомых человека, одновременно оказавшихся в одном баре».

— О каком круге вы говорите? — уточняет Харри.

— О девичьем. Круге моих подруг.

— Итак, вы никогда не общались?

Катарина снова бросает в их сторону взгляд, вдруг на мгновение сделавшийся печальным.

— Я только что об этом говорила.

— Мы слышали, — отзывается Малин.

Тонкие губы Катарины сжимаются в узенькую полоску.

— А теперь Йерри Петерссон сидит в нашем замке, как какой-нибудь Гэтсби.[36]Вероятно, скоро он будет устраивать там свои вечеринки. С размахом…

Внезапное отчаяние появляется в ее голосе и глазах.

— Может, он и сидел там, как какой-нибудь Гэтсби, — отвечает Малин, — но теперь он лежит в прозекторской Государственной криминалистической лаборатории.

Катарина Фогельшё снова смотрит на них, потом кладет мяч на землю и бьет по нему, будто со злости, прямиком отправляя в правый угол.

— Какая у вас машина? — спрашивает Харри, когда она снова поднимает на них глаза.

— Это только мое дело, — говорит Катарина. — Я не хочу показаться невежливой, но вас это совершенно не касается.

— Минуточку, — строго замечает Малин. — Я хочу, чтобы вы уяснили для себя одну вещь: пока мы ищем убийцу Йерри Петерссона, нам есть дело до любого волоска на вашем теле.