Миролюбова к Патриарху с просьбой ускорить расследование дела, вопрос о конфликте в Харбинском Епархиальном совете так и не был окончательно разрешен.

К началу октября 1924 г. должностные обязанности в новом Епархиальном совете были распределены следующим образом: протоиерей Александр Онипкин – исполняющий обязанности председателя, протоиерей Леонид Викторов – секретарь Епархиального совета и мирянин Е. Н. Сумароков – член совета. Канцелярию предполагалось сохранить в прежнем составе, однако делопроизводитель совета С. Е. Еварестов попросил освободить его от исполнения обязанностей с 7 октября 1924 г.{319}

Согласно определению Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. о епархиальном управлении, Епархиальный совет должен был состоять из «пяти выборных штатных членов, из которых один – в пресвитерском сане – по избранию совета, с утверждения епархиального архиерея, состоит председателем»{320}. По соборному определению председатель и члены Епархиального совета не должны занимать «в других епархиальных или иного ведомства учреждениях должностей, препятствующих надлежащему исполнению ими обязанностей по Епархиальному совету», в частности, они не могут быть благочинными и членами благочиннических советов. Исполнение обязанностей председателя нового Епархиального совета архиепископ Мефодий поручил протоиерею Александру Онипкину, благочинному Градо-Харбинского округа.

О последствиях конфликта архиепископа Мефодия с Епархиальным советом Н. И. Миролюбов впоследствии писал, что он повлек за собой «падение церковной дисциплины, усиление сектантства (адвентистов, баптистов и др.) и проч.»{321}. О настроениях проживавших в Харбине архиереев в этот период свидетельствует краткое упоминание епископа Мелетия в письме митрополиту Антонию: «Преосвященные Михаил и Нестор пребывают во благодушии сравнительном»{322}.

Подводя итог истории конфликта архиепископа Мефодия с Харбинским Епархиальным советом, необходимо отметить следующее. Глава Харбинской епархии архиепископ Мефодий в силу особенностей своего характера оказался невольным соучастником интриг тайных церковных оппозиционеров, чему способствовало его покровительство священнику-эсперантисту Иннокентию Серышеву, в котором он видел не только гонимого представителя свободомыслия, но прежде всего сына одного из лучших пастырей управляемой им прежде епархии. Серышев, в свою очередь, пользуясь влиянием на архиепископа Мефодия, содействовал выдвижению тех представителей харбинского духовенства, которые по своим личным качествам могли бы составить ядро будущей обновленческой епархии. Так, он сблизился с состоявшим в клире кафедрального собора протоиереем Александром Онипкиным, симпатизировавшим обновленцам. После того как архиепископ Мефодий добился перевыборов Епархиального совета, Онипкин был избран исполняющим обязанности председателя. Такими действиями оппозиционеры пытались взять под контроль церковное управление и создать условия для организации в Харбине обновленческой епархии. Как показали дальнейшие события, эти планы не осуществились и находившаяся в ведении Зарубежного Синода Харбинская епархия, преодолев напор оппозиционных сил, осталась неотъемлемой частью Русской Православной Церкви.

3. Участие дальневосточных архиереев в решении вопросов церковного управления за границей (1923–1925)

В 1923 и 1924 гг. зарубежный епископат вынужден был принимать наиболее важные решения, связанные с вопросом о создании законного органа высшего церковного управления, которому подчинялись бы все находившиеся за пределами России епархии и миссии. После упразднения ВЦУЗ указом Патриарха Тихона предполагалось, что вопрос об организации церковного управления за границей должен быть решен на Всезарубежном Церковном Соборе в составе епископов, клириков и мирян. Однако Собор этот так и не состоялся, сначала его предварил, а потом фактически заменил Архиерейский Собор, который открыл свою работу 18 (31) мая 1923 г. На первом же заседании было принято решение о необходимости отложить созыв Всезарубежного Собора на неопределенное время, что объяснялось двумя причинами: невозможностью «правильного и полного представительства Заграничной Русской Церкви, в особенности из отдаленных ее епархий», и неблагоприятными условиями момента.

При подготовке к Собору Временный Архиерейский Синод разослал архиереям всех епархий и миссий Русской Православной Церкви Заграницей опросные листы и приглашение принять участие в работе Собора. 25 апреля 1923 г. такое письмо, датированное 5 (18) февраля того же года, было получено в Харбине. Харбинским епископам сообщалось, что в предстоящем Архиерейском Соборе они могут участвовать «или лично, или чрез своего представителя с соответствующими полномочиями». В случае же невозможности ни прибыть на Собор, ни прислать на него своего заместителя председатель Синода предлагал каждому иерарху высказать свое мнение письменно по четырем пунктам.

Первым стоял вопрос о созыве Всезарубежного Собора, т. е. с участием клира и мирян, и о возможности заменить его «ввиду тревожного международного положения» Собором одних иерархов.

Второй вопрос касался состава будущего заграничного церковного управления – должно ли оно состоять из одного Епископского совета (Архиерейского Синода), или же помимо него и Церковного совета с участием пресвитеров и мирян, что соответствовало бы постановлениям Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг.{323}

Третьим ставился вопрос о составе Временного Архиерейского Синода, избранного 20 августа 1922 г.{324}, – подлежит ли он переизбранию или должен остаться в прежнем составе: митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий), управляющий русскими приходами в Западной Европе митрополит Евлогий (Георгиевский), архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), епископ Челябинский и Троицкий Гавриил (Чепур) и епископ Екатеринославский и Новомосковский Гермоген (Максимов). В случае переизбрания предлагалось указать кандидатов в члены Синода и его председателя.

Последним в опросном листе был вопрос о возможности передачи Заграничному Синоду функций Всероссийской Церковной Власти по причине ее отсутствия в Советской России{325}. При этом оговаривалось, что о желательности такого положения высказывались некоторые епископы в России, и само усвоение Синодом указанных полномочий может быть осуществлено лишь «в той мере, в какой это возможно по существу дела и по условиям практической жизни»{326}.

Через пять дней после получения письма харбинские архиереи собрали совещание для его обсуждения. Поскольку ни один из них не имел возможности принять участие в предстоящем Соборе «за дальностью расстояния и краткостью времени», в адрес Заграничного Синода был составлен письменный ответ. По всем пунктам (кроме последнего) мнение харбинских архипастырей в основном соответствовало отзывам большинства заграничных российских иерархов. Все они единодушно высказались за:

1) созыв Собора одних иерархов;

2) организацию высшего церковного управления за границей в виде Архиерейского Синода, который, однако, согласно предложению харбинских епископов, «по своему усмотрению, вместо Церковного совета, организует при себе вспомогательный орган Церковного управления»;

3) сохранение существующего Архиерейского Синода в прежнем составе под главенством митрополита Антония;

4) присвоение Архиерейскому Синоду канонических прав Всероссийской Церковной Власти.

Для полноты авторитета Архиерейского Синода харбинские иерархи высказались за то, чтобы по возможности получить признание прав Зарубежного Синода как Всероссийской Церковной Власти со стороны Поместных Церквей. Митрополиту Антонию, как избранному на Всероссийском Соборе в 1917 г. Заместителем Святейшего Патриарха, предлагалось присвоить звание Местоблюстителя Патриаршего Престола и главы Архиерейского Синода{327}. Документ подписали: архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий (Герасимов), епископ Забайкальский и Нерчинский Мелетий (Заборовский) и епископ Камчатский и Петропавловский Нестор (Анисимов). Одновременно