— Выходит, не состоится наш план? — спросил Афанасий с затаенной радостью: мысль лезть в шахский дворец не нравилась ему по-прежнему.

— Не боись, все в силе. Я и это предусмотрел. Вот. — Михаил показал Афанасию веревку с привязанными к ней крюками вроде рыболовных. Большими и зазубренными, с которыми на осетра ходят.

— Это что такое?

— Хитрая штука. Забрасываешь в окно, дергаешь. Крючки цепляются. Веревку наматываешь на что-нибудь и потом по ней, аки по мосту, перелезаешь.

— Да что я тебе, скоморох ярмарочный, по веревке такой ходить? — аж отпрянул Афанасий.

— Ходить не надо. Надо уцепиться руками и ногами и ползти. Я покажу. С силушкой твоей это пустяки.

— Не нравится мне это дело, ох не нравится.

— Ну, Афоня, поздно уж отказываться. Ты согласие дал? Дал. Я на тебя рассчитываю.

Афанасий кивнул. Он чувствовал, что друг навязывает ему свое мнение, заставляет, но возразить не мог. Во-первых, боялся обидеть, во вторых — потому что он ведь и правда дал согласие.

Михаил заставил смурного Афанасия в точности повторить их план. Тот повторил. Тогда Михаил извлек откуда-то мешочек с жирной сажей, опустил в него пальцы и нарисовал на лице несколько полосок. Так перед боем раскрашивали лицо предки.

— Да не думай, я не ради обрядов языческих, — сверкнул белозубой улыбкой Михаил. — Это чтоб харя в лунном свете не блестела стражникам на радость.

С этими словами он раскрасил и лицо Афанасию. Потом помазал руки. Отстранившись, полюбовался работой.

— Вот теперь чертяка вылитый.

— Ну тебя! — Афанасий сплюнул через плечо и перекрестился.

Михаил тоже перекрестился и нырнул в кусты, не качнув ни одной ветки. Афанасий, кряхтя и ругаясь шепотом, последовал за ним, стараясь не потерять из вида узкую спину друга. Ветки хлестали его по лицу, корни и камни сами подворачивались под скользкие подошвы сандалий, норовя уронить и опрокинуть. Луна стыдливо спрятала круглый лик за набежавшую тучку, и ночь стала вовсе непроглядной.

Наконец Михаил остановился так резко, что Афанасий чуть не налетел на него.

— Пришли?

— Нет пока. Вон, видишь дерево? Надо до него, потом двадцать шагов на восток, и будет грядка каменная, на нее влезем, а там уж и стена.

— Так чего тут встали?

— Место там проглядывается хорошо, ну, как луна выйдет?

— Что ж делать будем?

— Т-с-с, — оборвал его Михаил. — Слушай.

Афанасий прислушался. Сначала ничего было не разобрать, потом он различил стук каблуков и негромкие голоса.

— О, — поднял палец Михаил. — Дозор по стене ходит.

Голоса затихли вдали. Михаил выждал немного и толкнул Афанасия в плечо: мол, вперед. Пригибаясь, на полусогнутых, они добежали до дерева, свернули и бросились к насыпи. Михаил ящеркой вскарабкался на камни, Афанасий полез за ним, оступился, нога поехала. Друг ухватил его за шиворот и втащил наверх. Двигался Михаил легко и споро, будто всю жизнь по камням скакать учился. Затем опять ткнул запыхавшегося Афанасия в плечо.

Друзья пробежали по насыпи, стараясь не сбросить подошвами мелкие камешки, и замерли, приникнув спинами к теплой кладке и унимая шумное дыхание.

— Дождемся следующего обхода, — шепотом, почти одними губами сказал Михаил.

Они замерли в темноте, ожидая знакомого уже топота каблуков. У Афанасия засвербило в носу, зачесалась левая подмышка, набившиеся в сандалию камешки заскребли пятку. К тому же на лбу выступил обильный пот. Сколько он так промучился в ожидании стражников? Минуту? Десять? Вряд ли больше. Но ему показалось, что прошла целая вечность. Наконец шаги и голоса затихли.

Могучий кузнец, как учили, уперся руками в стену. Михаил легко взобрался ему на плечи, подпрыгнул, ухватился за верхний край, подтянулся. Только подошвы цокнули по обожженной солнцем корочке глины поверх каменного основания стены. Наверху что-то зашуршало, и на оставшегося внизу упала веревка, пощекотав концом затылок.

Афанасий ухватился за нее и, ступая ногами по стене и перебирая руками, пошел наверх. Это оказалось совсем не сложно, подошвы почти не скользили, свитая из волокон веревка хорошо ложилась в руку. У верхушки стены Михаил поймал друга за рукав, помог перевалить через край и подняться на ноги.

— Вот видишь? — шепнул он на ухо Афанасию. — А ты боялся.

— Не боялся я ничего, — буркнул тот, чувствуя, как унимается дрожь в уставших после подъема руках. — Дальше куда?

— Пойдем. — Михаил двинулся по стене, как взявшая след ищейка. Взмахами руки он отсчитывал шаги. Остановился. — Где-то тут.

Афанасий остановился тоже, оглядывая двор и удивляясь тому, как точны были рисунки, сделанные его другом на песке. Ворота, сарай, башенки, вход во дворец. Хорошо бы, чтоб его представления о внутреннем устройстве оказались столь же верны.

Михаил меж тем смотал веревку кольцами, оставив свободным хвост в аршин длиной. Примерившись, покачал в руке и бросил в темноту. Крючки звякнули о стену. В ночной тишине звук ударил по барабанным перепонкам так громко, что Афанасий присел от неожиданности. Михаил подтянул веревку, смотал ее кольцами и второй раз бросил в темноту. Звяк раздался снова, но на этот раз он был уже каким-то другим, приглушенным. Михаил стал потихоньку выбирать веревку, словно и правда подцепил на крючки матерого осетра. Жала крючков зацепились за подоконник с той стороны.

— Вот и славно, — удовлетворенно крякнул Михаил, струной натягивая веревку и цепляя за торчащий из стены колышек.

— И чего теперь? — спросил Афанасий, опасливо трогая пальцем звенящие от напряжения волокна.

— А теперь делай как я.

Он нагнулся, ухватился за веревку и чуть сдвинулся. Закинул на нее ноги крест-накрест и, быстро перебирая руками, заскользил над двором. Завозился, протискиваясь в узкое окно. Затих. Афанасий даже немного испугался: не случилось ли что, не попался ли Михаил в руки поджидающим их стражникам? И не сигануть ли со стены вниз, не броситься ли в кусты, пока не поймали?

— Афоня, ну где ты там? Ползи давай, — раздался из темноты успокаивающий голос. — Дозор скоро вернется.

Афанасий зачем-то поплевал на ладони, взялся за веревку и закинул на нее ноги. Перебирая руками, потащил тело вперед. Как и говорил друг, все оказалось не так сложно.

Неприятный скрип на только что оставленной стене и разом провисшая веревка заставили вздрогнуть. Афанасия прошиб пот, волоски на загривке встали дыбом: это же проклятый колышек не выдержал его веса и медленно выдирается из стены!

— Быстрее, быстрее ползи, — зашипел Михаил, тоже заметив приключившееся несчастье.

Сын кузнеца быстрее заработал руками, потея все обильнее. Карабкаться по провисшей веревке было куда как сложнее. Наконец он добрался до цели, пальцы Михаила, как персты архангела, сомкнулись на его вороте. Друг втащил смертельно уставшего, дрожащего Афанасия в узкое окошко. Как раз вовремя — на стене раздались шаги дозорных.