менее, я не жалел, что взялся выполнить её поручение. Наоборот. Я как никогда раньше хотел разобраться во всей этой истории.

***

С Дитером Шнитке меня познакомил доктор Кесслер лет пять тому назад, а может и больше, точно уже не помню. Они оба были саксонцами (причем даже не просто саксонцами, а выходцами из одного города — Лейпцига), и, естественно, живя в Петербурге часто общались между собой. Иногда и я заходил к Шнитке в Немецкий трактир, который благодаря прекрасной кухне и приятной атмосфере пользовался успехом не только у местной немецкой общины, но и у обычных жителей этого замечательного города.

Дитер Шнитке был полноватым мужчиной лет пятидесяти пяти с круглым добродушным лицом, которое украшали пышные усы. Его усам мог позавидовать самый лихой русский гусар, клянусь. Уж не знаю, какими путями Шнитке попал в Россию, но он сумел хорошо обустроиться в нашей стране. Он сам мне не раз говорил, что Россия для него стала второй родиной.

Этот немец не только содержал трактир в Петербурге, но и вел активную оптовую торговлю, ввозя к нам из германских государств разные товары и продукты. Он занимался ещё кое-какими делами, однако о них я лучше умолчу. В общем, у меня были основания надеяться получить у него фальшивый паспорт. Главное, чтобы он никуда не уехал по своим торговым делам.

К счастью, Шнитке оказался у себя в трактире. Он встретил меня приветливо, как всегда, будто бы мы с ним виделись только вчера, а не почти два года назад. Прежде всего он предложил мне пообедать. Я же попросил его вначале выслушать меня, и рассказал ему о том, что мне нужно. Саксонец не стал задавать лишние вопросы.

— Это будет дорого стоить, дорогой друг, — объявил Шнитке, проведя тыльной стороной левой ладони по своим великолепным усам. Он говорил с едва заметным немецким акцентом. От этого акцента немцы не могут избавиться, даже прожив в России и двадцать лет.

— Знаю, Дитер, знаю. Ты главное сделай побыстрей. Когда будет готово?

Хозяин трактира задумался.

— Приходи через два дня. Всё будет сделано.

Два дня я ждать, конечно же, не мог. За это время меня в Петербурге могут найти, осудить и отправить на каторгу, чего мне очень не хотелось.

— Завтра утром, Дитер, завтра утром. Не позже. Ты уж постарайся.

— Хорошо. Завтра утром будет готово. Приходи утром.

Я сказал, что хотел бы остаться на ночь в его трактире, и получил на это согласие. Через десять минут мне в отдельный кабинет, располагавшийся в подвале, подали великолепный саксонский обед, состоящий из овощного супа с раковыми шейками и клецками, жареной картошки, запеченной свиной ноги, жареных колбасок, картофельного пирога и, конечно же, из саксонского пива.

Весь остаток дня я провел в одиночестве в тихой комнате на втором этаже. Мысли мои были нерадостны. В своем расследовании я не продвинулся вперед, а, наоборот, вернулся назад. Бернарди убит. Теперь, кажется, невозможно установить какую тайну скрывала его картина «Купальщицы». Что в ней такого, чтобы ради сохранения её тайны нужно убить двух человек?

***

Утром следующего дня, часов в семь, Дитер Шнитке вручил мне фальшивый паспорт, который практически ничем не отличался от настоящего. Спрашивать о том, кто его сделал я, конечно же, не стал. Вместо этого я от всего сердца поблагодарил саксонца за помощь.

Он окинул меня медленным и каким-то грустным взглядом.

— Это хороший документ, дорогой друг. Но не надо его часто показывать. Специалисты могут определить, понимаешь?

— Понимаю. Спасибо за помощь, Дитер. Мне пора уходить.

Предупредив Шнитке, что скоро к нему переедет мой слуга Кондрат, я вышел из Немецкого трактира, поймал экипаж и направился в гавань. Меня ждал Кронштадт.

Ранее в Кронштадте я бывал проездом два раза. Это небольшой, ничем не примечательный русский городок, состоящий в основном из деревянной застройки и нескольких каменных домов, принадлежавших купцам и коменданту. В каменных зданиях также располагались таможня, училище штурманов и казармы. Было в нем несколько трактиров, Гостиный двор, Собор, да каторжный двор возле Водяных ворот. Жили там в основном люди, связанные с флотом (действующие и отставные морские офицеры, таможенные чиновники, матросы и так далее). В общем, в этом тихом месте можно было спокойно переждать пару недель, пока не уляжется суматоха в Петербурге из-за убийства итальянского художника.

Добрался в Кронштадт я быстро, заплатив за место в симпатичном на вид двадцатичетырехвесельном катере. Команда гребцов подобралась сноровистая: катер стремительно мчался по Финскому заливу. Погода стояла прекрасная, как и вчера, ветер был несильный, волна — небольшая, а свежий морской воздух даже взбодрил меня и придал новых сил. Если хотите избавиться от плохих мыслей, если хотите забыть хотя бы ненадолго свои неприятности, то обязательно отправляйтесь на морскую прогулку, ну или, в крайнем случае, придите к берегу речки или озера. Иногда это может подействовать на восстановление душевных и физических сил намного лучше, чем лекарство врача.

Кронштадт летом совсем не такой, как, например, зимой или ранней весной. Лето придает ему более веселый вид, а вот зимой он становится мрачным, как супруг, только что узнавший о том, что его жена наставила ему рога. Зимой ледяной ветер пронизывает этот городок со всех сторон. Даже городской вал от него не защищает. Да и не очень весело зимними месяцами смотреть на замерзший Финский залив: этот вид навивает тоску. В общем, мне в какой-то мере повезло, что я приехал сюда в августе, а не, например, в январе.

Остановился я в Гостином дворе. Мне досталась маленькая комнатка на втором этаже, которая очень напоминала мое жилье в трактире Дягтерева в Москве. Единственное её достоинство заключалось в том, что из окна хорошо виден Финский залив. Наверное, я впал бы в депрессию, если б окно выходило на город: смотреть на обветшалые деревянные дома не очень, согласитесь, приятно.

Мое появление в Кронштадте осталось никем незамеченным. Только в гавани проверили мой паспорт, да хозяин Гостиного двора спросил, надолго ли я приехал. Услышав, что я пробуду недели две–три, он больше не стал задавать мне никаких вопросов, а просто выдал ключи от комнаты. Мой паспорт ни у кого не вызвал подозрения. На лучшее развитие событий нельзя было и надеяться. Наконец-то я почувствовал себя в безопасности. В относительной безопасности.

***

Первые два дня я не выходил из Гостиного двора. На третий день мне пришло в голову, что такое мое поведение может показаться подозрительным, и