Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На кронштадтских улицах было тихо. Я, довольный тем, что выбрался из четырех стен, бесцельно шел, и ни о чем не думал. Мне хотелось просто так ходить, дышать морским воздухом, никуда не спешить, ни о чем не беспокоиться.
Вскоре мое внимание привлек негромкий звон. Я остановился и оглянулся, пытаясь понять, что это за странный звук. Постепенно он становился громче и сильней. Звон раздавался от железных кандалов каторжников, появившихся на улице, по которой я гулял. Их было человек сорок, может быть немного больше. Они шли в сопровождении нескольких караульных солдат.
Навстречу каторжникам вышло несколько женщин. В руках они держали котомки с едой. Женщины передали осужденным преступникам котомки, в которых была, видимо, еда, после чего отошли в строну. Солдаты, несшие охрану, не мешали им. Видимо, это было обычным явлением. Русские женщины не только красивые, но и милосердные. Они поделятся с нуждающимся человеком последним куском хлеба. Главное, не заставлять их ревновать.
Я с любопытством смотрел на шедших мимо меня каторжников. Одеты они были в чистую робу. Каждого из них заковали в кандалы. Передо мной проходили преступники, осужденные пожизненно за тяжкие преступления на каторжные работы. Других каторжников в Кронштадте не содержали. Как я потом узнал, работали они в военной гавани.
Мне грустно было их видеть. Я сожалел об их тяжелом положении, но при этом радовался, понимая, что наше общество ограждено от них. Будь приговор не таким суровым, большинство из них, отбыв наказание и выйдя на свободу, опять бы совершили новое злодеяние.
Я всматривался в их лица, пытаясь рассмотреть в них что-то общее, то, что характерно только для преступников, — черты лица, взгляд глаз или что другое, — но видел только там отметки палача. Некоторые из каторжников с любопытством поглядывали в мою сторону: они, наверное, не понимали, почему хорошо одетый господин их разглядывает. Действительно, это было скорбное и жалкое зрелище, и я уже хотел идти своим путем, как вдруг лицо одного из преступников показалось мне знакомым. Это лицо мелькнуло, так что я не успел его рассмотреть. Тем не менее, мне показалось, что я уже раньше где-то его видел.
Остановившись, я принялся внимательней всматриваться в толпу каторжан, пытаясь найти того, чье лицо мне показалось знакомым. Однако, колонна прошла мимо меня, и начала удаляться к гавани. Идти за ней я не стал, не желая привлекать к себе лишнее внимание.
«Вот дела, — думал я, возвращаясь в Гостиный двор, — или мне уже начинает мерещиться чертовщина всякая, или среди тех каторжников есть мой знакомый. Нет, не может быть. Просто показалось, вот и всё. Мало ли похожих лиц встречается. Да и бороды у всех каторжников, попробуй рассмотри их».
Вернувшись в Гостиный дом, о каторжниках я не забыл. Весь оставшийся день я безуспешно пытался вспомнить, на кого похож человек в колонне преступников. Только вечером, после ужина, когда я открыл окно, набил турецким табаком пеньковую трубку и закурил, меня наконец-то озарило. Этот каторжник был очень похож на одного моего старого знакомого, Сергея Вдовина, поручика 1-го эскадрона Уланского Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича полка.
***
Со Вдовиным я не был близко знаком. Все знали, что он отличный офицер, отчаянный храбрец, дуэлянт и человек чести. Мы несколько раз встречались на пирушках, участвовали в битве под Фридландом, а однажды я даже дрался с ним на дуэли. Уж не помню, что стало причиной нашей ссоры, но, разогретые пуншем, мы решили тут же сразиться на саблях. Вдовин оказался весьма искусным фехтовальщиком. После того, как мы нанесли друг другу небольшие раны, дуэль закончилась. Никто из нас не остался в обиде друг на друга.
Да, друзьями мы с Вдовиным не были. Обычные знакомые. Но почему он на каторге!? Да он ли это вообще? Просто невозможно представить, что такой офицер как он может оказаться на вечной каторге. А если это действительно он?
Я решил завтра же утром опять выйти к улице, по которой водят на работу в военную гавань каторжников, чтобы проверить свою память. Мне, конечно, следовало заняться собственными делами, но я не мог сосредоточиться, так меня интересовало, почему здесь на каторге оказался Вдовин.
Утром следующего дня я прогуливался по улице и с нетерпением ожидал, когда же раздастся кандальный звон. Наконец приглушенное позвякивание цепей оповестило меня о приближении колонны преступников. Отступив немного от дороги в сторону, я остановился. Тут же из-за поворота вышли сначала два караульных солдата, а затем и каторжники.
Я всматривался в лицо каждого проходившего мимо меня человека.
«Нет, не он. Не он, — думал я, переводя взгляд с одного каторжника на другого. — О Боже, какая мерзкая рожа», — я чуть не отшатнулся назад, увидев особо свирепое и жестокое лицо одного из преступников.
Колонна уже почти полностью прошла мимо меня, и я с облегчением подумал, что все-таки ошибся. И тут я увидел того каторжника, лицо которого показалось мне знакомым. Это был Сергй Вдовин, без сомнения. Несмотря на бороду, длинные волосы и отметку палача я узнал его. Он шел в предпоследнем ряду, смотрел прямо мне в глаза и, не поверите, улыбался.
— Вдовин?! — воскликнул я, делая шаг к колонне.
Все каторжники и охранявшие их солдаты тут же обратили на меня свои взгляды. Поручик лейб-улан, вернее, бывший поручик, прошел мимо меня, ничего не сказав. Зато его взгляд, его улыбка сказали многое. Да, без сомнения, это он. Но как он здесь оказался!? Почему?
Между тем, колонна каторжников прошла мимо меня. Пойти за ними? Догнать? А что потом? Мне хотелось узнать каким образом Вдовин, этот храбрый офицер одного из лучших российских конных полков, оказался на каторге в Кронштадте. Я даже на некоторое время забыл о своих неприятностях, об убийстве Староселского и итальянского живописца Бернарди. Поэтому на следующий день с самого раннего утра я направился к каторжному двору.
***
Мне удалось узнать, что начальство каторжного двора иногда дает каторжан местным жителям для выполнения какой-либо тяжелой работы. Естественно, за эту услугу следовало заплатить комиссару или дежурному офицеру.
Мое появление если и удивило дежурного офицера каторжного двора в чине капитана, то не сильно. Когда же я сказал, что мне нужен каторжанин, чтобы перенести тяжелые ящики, капитан стал