к нам, деловитая и собранная, и вот я вижу не одержимого экспериментатора, а профессора, что горит своим делом, и своей страстью зажигает любовь к науке в сердцах студентов.

— Драконы — это не просто одна из рас, — говорит она, активно жестикулируя. — Первые драконы рождены были из чистой стихии.

— С ней мы и воссоединяемся после смерти, — кивает Райден. — Довольно известный факт.

— Вы помните эту дурацкую детскую игру, камень-ножницы-бумага? — вопрошает Веспула. — Ножницы режут бумагу, камень ломает ножницы, но заворачивается в бумагу — по какой-то дурацкой логике это его побеждает, понять это невозможно, поэтому остаётся принять?

Мы неуверенно переглядываемся.

— Предположим.

— Ну вот! — радостно восклицает она. — Так и с драконами! Водный дракон бьёт огненного, но проиграет ледяному. Конечно, бывали такие зверюги, как Винсент, чей лёд никакой огонь не пробьёт, но в целом есть такое соответствие. И вот, как оказалось, внутреннего дракона тоже можно прибить, воздействуя на него нужной стихией!

Я озадаченно перевожу взгляд с Веспулы на как всегда спокойного Райдена. Он скрещивает руки на груди и задумчиво хмыкает.

— Так Вилле не травили, а воздействовали на неё… огнём?

— О, я давно предполагала, что дракона возможно сделать обычным человеком, если уничтожить его связь со стихией! — радостно сообщает Веспула. — И наконец-то у меня есть тому доказательство! Ты, Вилле!

— Я несколько не разделяю твоего восторга, но, наверное, для науки это… важно.

— Это обратимо? — строго спрашивает Райден. Сразу к делу. Веспула кивает, и Рай заметно расслабляется.

— Но как внутри меня оказался огонь? — недоумеваю я. — И почему он победил мой лёд?

— Вариантов масса, — будничным тоном отзывается Веспула. — Если бы меня спросили, я бы сказала, что можно добавлять в еду и напитки растения с особыми магическими свойствами. Сунуть ледяную орхидею в мороженое и угостить водного дракончика. За прохладой лакомства он и не поймёт, что только что съел. А с ледяными ещё проще! Суп, горячее, чай — во что угодно можно кинуть парочку жгучих перцев или огненных хризантем!

— Веспула, я тебя боюсь, — честно признаюсь я.

— Ну разве не гениально?! — воздевает руки к потолку колдунья. — Если бы меня накормили чем-то подобным, я получила бы эффект афродизиака и потные ладошки, на Рая бы такое вовсе бы никак не подействовало — внутренняя вода задушила бы любую искру. Но в случае с тобой, Вилле, мы получили почти полный паралич магии!

— Но почему никто не знает об этом? — недоумеваю я. — Никогда не слышала, чтобы нам советовали держаться подальше от растений стихии огня. Мы ведь драконы, что нам до той жалкой искорки огненной магии?

— Судя по тому, что Тиора без сомнений собиралась накормить тебя дурманом, она в курсе, что, пусть ты и дракон, но на тебе это сработает, — ухмыляется Веспула. — А значит, если я не совсем уж навоображала себе всякого, тебе, Вилле, пытаются добавить огонька годами. Со времён Академии. Капля камень точит, а искра, как оказалось, вечный ледник может заставить подтаять.

Я зажмуриваюсь и трясу головой. Это всё кажется нелепым, неправильным.

— Добавь к этому постоянное взаимодействие с огненными драконами, — загибает пальцы Веспула, — стресс, непривычный климат, а ещё твой сын, он не огненный, случайно?

— Не знаю, Весс. Пока ещё непонятно.

— Мне кажется, это могло послужить добивающим фактором, — пожимает она плечами. — Внутренний огонь дитя внутри тебя плавил и разрушал то, что ещё держалось. А впрочем, кто знает, что именно добило твоего дракона. Но изводили его планомерно.

— Но зачем? — восклицаю я, подскакивая. — Зачем меня методично убивали все эти годы?

— Убивали? — изумлённо переспрашивает Веспула, а затем смеётся. — О нет, ты бы не умерла. Тот, кто потерял связь со своим вторым я, с драконьей ипостасью, проживёт свою недолгую и несчастливую жизнь. Дракон — часть тебя, твоя магия, твой стержень и характер. От тебя отрезали половину. Я бы сказала… — она задумчиво трёт кончик носа. — Ведь это хороший план, как сделать из тебя покорную тряпку, не скармливая тебе тонны дурмана. От дурмана ты бы умерла быстрее, а тут можно успешно поддерживать в тебе иллюзию жизни годами, десятилетиями, если верно всё рассчитать.

— Прекрасный план, — саркастично кивает Райден. — Десять из десяти.

— Тот, кто придумал это, жаждал подавить тебя очень сильно, — тянет Веспула.

— Тут дело явно не просто во влюблённости и желании заполучить тебя в жёны, — говорит Райден, скрещивая руки на груди. — Пахнет серьёзной игрой.

— Моя жизнь — не игра! — восклицаю я, запуская руки в волосы.

Ноги подкашиваются, и я падаю обратно на стул.

— Всё можно решить, правильно подобрав чай, — бормочу я и растираю лицо ладонями. — Чай, проклятущий чай, дурацкие хризантемы! Как мне возвращаться в дом к этой змее? А Эйван? Он что же, в курсе и всегда поддерживал то, что делали со мной?

— Всё просто, — слышу я спокойный голос Райдена. — Не возвращайся.

— Не могу, — шепчу я. — Там мой сын.

— Мы заберём его, не вижу проблемы.

— Как у тебя всё легко, Рай, — усмехаюсь я, чувствуя, как печёт глаза. Я не умею плакать, это просто усталость. Хотя я же больше не ледяной дракон, быть может, и слёзы у меня теперь текут, как у обычного человека?

— Да, я уверен, что всё гораздо проще, чем тебе сейчас кажется, — улыбается он, протягивая руку и касаясь моей щеки. — Иди спать, Вилле, обсудим всё после отдыха. Нам предстоит сложный день.

Я покоряюсь, потому что хочу остаться одна и осмыслить всё, что сказала Веспула вместе со своими догадками. Райден доводит меня до спальни, и я напоследок утыкаюсь лбом ему в плечо. Чувствую, как он пропускает мои волосы сквозь пальцы.

— Всё налаживается, — говорит он баюкающим голосом. — Веспула распишет лечение, и вскоре ты снова встанешь на крыло.

Подумать мне так и не удаётся — я засыпаю, стоит коснуться щекой подушки. Сон идёт мне на пользу — ну или жижа, что дала Веспула, сказать сложно. Я просыпаюсь, полная ледяной решимости.

Миссия не этот день проста: прищучить простипому.

Тиора как будто чувствует моё намерение: за завтраком — вернее сказать, для нас это завтрак, а для тех, кто ночами спит, вполне себе обед — она к нам не присоединяется. Быть может, она не хочет пересекаться с Веспулой, хотя в столовой нет ни колдуньи, ни даже Райдена. Мы с Руби трапезничаем вдвоём.

Впервые в её компании я не могу подобрать слова, чтобы начать разговор. У Руби и без того тяжёлые отношения с семьёй, имею ли я право вообще говорить ей о своих подозрениях насчёт Аделаиды и её чая? Быть может, сначала стоит