— Мм… — Ну и дура, он застал меня врасплох! — Я… я… авторка… — Тупо упираю на феминитив, полная идиотка! — Я… я пишу путевые заметки… Мне надо написать главу об искусстве татуировки, и я подумала, что…

Мистер Архипелаг продолжает разглядывать меня с головы до ног. Я жалею о том, что на мне так мало одежды. Мои шорты внезапно кажутся мне коротковатыми, рубашка — слишком просвечивающей. Я убеждаю себя, что он, истинный профессионал, всего лишь оценивает мою голую кожу как заурядный пергамент, который надо разрисовать. Он проходит передо мной, обдавая запахом имбиря, закрывает дверь.

На задвижку.

И мне сразу становится страшно.

Никто не видел, как я сюда вошла, никто не знает, что я здесь. Обрывки разговора, заголовки крупными буквами прокручиваются у меня в голове, стирая все прочие картинки.

2001 год. Париж. Пятнадцатый округ. Две девушки, татуированные, изнасилованные и убитые. Обвиняемый — татуировщик, звали его Метани Куаки, родом с Маркизских островов, в конце концов бесследно исчез.

Я лихорадочно прикидываю, сколько лет может быть стоящему передо мной татуировщику.

Около сорока?

Он молча закрывает ставни единственного окна.

Комната погружается в темноту, лишь из-под двери другой комнаты, той, откуда вышел татуировщик в белом халате, пробивается свет.

Около пятидесяти?

Мои пальцы сами собой стискивают красные зерна ожерелья, которые должны меня защитить. Я знаю, что должна действовать решительно, как положено детективу, с профессиональной уверенностью, не сомневаясь, что я отсюда выберусь, но мной овладевает паника, и я не способна ей сопротивляться.

Мягко, но настойчиво подталкивая в спину, татуировщик направляет меня в соседнюю комнату. Темнота меняет черты его лица, он поворачивается к дермографам, скальпелям, пинцетам, традиционным перламутровым гребням, акульим зубам, черепаховым панцирям, молоткам черного дерева… Его маска любезного коммерсанта превращается в оскал недовольного психопата.

Мое сердце — лежачий камень. Моя плоть — кусок замороженного мяса. Моя кожа — обломок сухого дерева, источенный насекомыми.

А если это он — убийца?

Ждать, пока это высохнет…

Уж лучше бы я продолжала нанизывать ракушки.

С тех пор как я произнесла имя Фарейн, мой капитан будто язык проглотил. А я ведь ничего обидного ему не сказала, я только отметила, слово в слово: ты как-никак должен оберегать свою жену.

В это все упиралось? Оберегать Фарейн?

Вообще-то да, если задуматься, — то, как полицейская майорша устранилась от расследования, выглядело странно. Как могла она, настолько властная и профессиональная, предоставить мужу всем руководить? Просто потому, что ее имя в списке подозреваемых? Она почти не возражала! А ведь именно ее завещание нашли в постели Титины.

Я повернулась к капитану:

— Тебе не кажется, что пришло время посвятить во все твою верную помощницу? Рассказать мне про твою жену?

Я уже приготовилась к тому, что придется долго торговаться. Но не пришлось. Моему капитану явно хотелось скинуть с себя тяжелый груз.

— Согласен. Не будешь меня перебивать? Обещаешь? Дашь договорить?

— Обещаю!

Янн устроился в изголовье, подсунув под спину подушку, и начал рассказывать.

— Это произошло в 2001 году. Ты слишком молода и живешь слишком далеко оттуда, ты не можешь помнить это дело. Все началось с того, что на улице Лаканаль в пятнадцатом округе Парижа нашли труп восемнадцатилетней студентки, Одри Лемонье. Девушка была изнасилована, потом задушена. Несколько недель спустя было найдено еще одно тело, на этот раз на улице Фавориток, меньше чем в пятистах метрах от первой жертвы. Двадцатилетняя Летиция Скьярра тоже была изнасилована и задушена. Разумеется, следователи связали эти два убийства, но уверенности не было. В Париже полиции каждый год приходится заниматься сотней убийств, в среднем они совершаются раз в три дня, а заявлений об изнасиловании поступает более шестисот. Не было ровным счетом ничего — ни отпечатков пальцев, ни ДНК, ни свидетелей, никаких доказательств, что речь могла идти об одном и том же убийце. Жертвы не были знакомы между собой, Одри училась на подготовительных курсах, хотела стать медсестрой, Летиция работала официанткой в ресторане на бульваре Гренель. Если сопоставить показания близких, на первый взгляд получается, что девушки никогда нигде не пересекались.

Несмотря на свое обещание, я не вытерпела:

— Побыстрее, капитан, так где нашли связь?

— Сейчас, я к этому как раз подошел. На самом деле следствие могло опираться только на одну подробность, общую для двух убитых девушек, — обе недавно сделали татуировки. Меньше полугода назад. У Одри Лемонье был маркизский крест на лопатке, у Летиции Скьярра — маленькая черепашка на руке. Но и это ничего не доказывает, у каждого пятого француза есть татуировки, к тому же Одри и Летиция никому не называли имени своего татуировщика, с которым, скорее всего, расплатились наличными, поскольку на их банковских карточках никаких следов списаний не обнаружено. Ничто не позволяло утверждать, что они обращались к одному и тому же татуировщику, за исключением одной детали…

— Эната?

Янн посмотрел на меня с восхищением.

— Вот именно! Эната. Скромный маркизский символ, три-четыре черточки, почти подпись. Под маркизским крестом Одри и черепашкой Летиции.

— Перевернутый?

— Да, перевернутый. Но об этом я узнал только вчера. Расследование убийств Одри Лемонье и Летиции Скьярра — полицейские неизменно называли это делом татуировщика из пятнадцатого округа — топталось на месте, и СМИ давно потеряли к нему интерес. Считалось, что убийства так и останутся нераскрытыми. До тех пор, пока 29 ноября 2004 года не была совершена попытка изнасилования еще одной молодой женщины, Дженнифер Карадек, двадцати одного года, которая около полуночи шла к себе домой по улице Круа-Нивер. Она отбивалась, кричала, в окнах зажегся свет, нападавший убежал… но напоролся на полицейский патруль, который и задержал его на улице Мадемуазель, у сквера Сен-Ламбер. Пойман с поличным! Имя задержанного — Метани Куаки. Татуировщик с Монпарнаса. Его имя было в списке профессионалов, которых полиция опрашивала после убийств Летиции и Одри, среди десятков других.

Мой капитан сделал паузу, как будто у него в горле пересохло, оттого что он так долго говорил. Он же не мог бросить меня, чтобы пойти попить! Я дернула его за рукав, чтобы он не молчал.

— Эта Дженнифер его знала? Она делала у него татуировку? Энату?

Ну все, он двинулся дальше.

— Нет… У Дженнифер не было Энаты. И вообще никаких татуировок. Никакой связи между Метани Куаки и двойным убийством установить не смогли. Его приговорили к четырем годам строгой изоляции за нападение с целью изнасилования. Он отбыл наказание в тюрьме Френ, потом вернулся на родной остров, на Хива-Оа, на Маркизы.