мне нравится моя работа, – возразила Маргерита, поднявшись. – И это не случайный заработок.

– У тебя есть перспективы, у Карло их нет.

– Но ему нравится преподавать.

– Ну хватит вам! Сегодня мой праздник, пойдемте уже к столу. – Лоретта взяла Анну под руку, но та вежливо отстранилась.

Пентекосте подошел к сыну:

– Я понимаю, что тебе нравится преподавать. Но, видишь ли, заниматься любимой работой шесть часов в неделю – этого недостаточно. А твои туристические каталоги? На это можно жить? Я только хочу сказать, – добавил он, глядя на сына, – нужно трезво оценивать свои перспективы. Вот и все.

Из столовой доносились крики Нико, Симона позвала всех к столу, и Лоретта к ней присоединилась.

Карло сел на диван:

– Ну и какие у меня перспективы? Продолжай, раз уж начал.

Пентекосте только беспомощно развел руками.

– Анна, а ты что думаешь? Какие перспективы у наших детей?

– Безграничные, – мгновенно ответила она, удивившись своей смелости. – Ведь у них есть выбор.

– Отличный выбор – стать заложниками банка!

– Зато они могут менять работу хоть каждый день! – И показала ему свои исколотые пальцы. – Им не нужно шить или лечить людей всю свою жизнь.

– Наши дети – рискованные капиталовложения. – Пентекосте снял очки и потер веки. – Мы тоже вытворяли глупости, но мы хотя бы доводили начатое до конца. Вот именно это я и хотел тебе сказать.

Анна сделала шаг ему навстречу:

– А вот я хочу тебе сказать, Доменико, что нельзя заставлять именинницу ждать.

– Иди за стол, пап, иди. – Карло бросил взгляд на отца с дивана.

Пентекосте тоже посмотрел на сына, опять снял, а затем надел очки и прошел в столовую. Подмигнув зятю, Анна проследовала за ним. Карло не сдвинулся с места. Дело было в очках, которые отец снял, а затем надел: значит, он был прав. Сними и надень: ведь можно заниматься литературой и с дипломом юриста. Сними и надень: не говори никому, что собираешься написать роман, тогда в случае неудачи тебе никто и слова не скажет. Сними и надень: как в тот вечер (он был еще подростком), когда «Интер» выиграл у «Ромы» кубок УЕФА со счетом 2:0 и его отец сказал перед телевизором: «Вместо того чтобы забить гол, ты бы пробил мимо, чтобы не расстраивать соперников. Даже с ударом, как у Маттеуса». Сын, готовый многим поступиться, – рискованное капиталовложение.

Маргерита, силясь улыбнуться, проговорила, что нужно присоединиться к остальным. Потянувшись к ней, он взял ее за руку и дал понять, что хочет побыть один. Когда Маргерита вышла, он посмотрел на выглядывающую из-за окна липу на пьяцца Аспромонте. К этому дереву он бежал по первому маминому зову, когда после школы шатался с соседскими мальчишками по улице.

Поднявшись, он прошел в столовую – все пробовали закуски стоя. В праздники блюда подавались в два приема: только после фуршета гости рассаживались за стол – мама тщательно продумывала, кого куда усадить. Ему досталось место в дальнем углу, у двери, рядом сидела Маргерита, а напротив – именинница, которую было не разглядеть за букетом лилий. Его мать, закованная в броню хороших манер, позволяла себе только малозаметные нарушения субординации: нервно покачивала ногой под столом, теребила часы на запястье, то и дело подмигивала детям, чтобы те поменьше дерзили, подавала блюда в разгар жарких споров. У нее дар подавлять малейшие признаки смуты. Этим она и занималась за праздничным столом: следила, чтобы день рождения прошел без нервных встрясок, под молчаливым оком мужа, рядом с Анной и Маргеритой и, конечно же, с Симоной и Нико, которые были в центре внимания.

Карло же интересовали только телефон в кармане и время, которое текло слишком медленно. Он не опоздает на встречу, скажет жене, что хочет пройтись, как случалось уже не раз после визита к родителям. Пока он накладывал себе в тарелку ризотто и поднимал бокал за долголетие Лоретты Пентекосте, мысль о Софии словно свинцом сдавливала ему грудь. Если бы он смог отказаться от нее и написал, что не может прийти из-за неотложных дел; если бы удалил ее номер из контактов, смирившись с отъездом в Римини; если бы установил четкие границы для дрожи и тахикардии и перенаправил бы всю эту энергию на жену: трахал бы ее (у них это отлично получалось), ходил бы с ней в кино и по ресторанам, как это принято в нормальных семьях, завел бы ребенка (конечно же, сына) – если бы он смог… Однако правда в том, что иногда половое влечение – его конечное количество – мигрирует: выплеснуть его на одну означает обделить другую, а направить на обеих – не удовлетворить ни одну.

Он помог Лоретте убрать глубокие тарелки для ризотто, поставил на стол вареное мясо, соусы и горчичное мороженое, затем направился в туалет. Маргерита проследила за ним взглядом (это не ускользнуло от его внимания). Зашел в туалетную комнату, выложенную серой плиткой, и закрылся изнутри. Подошел к гранитному рукомойнику, расстегнул пояс и спустил штаны. Хотел убедиться, что все в порядке и нет специфического запаха. Осмотрел усмиренную, но сгоравшую от нетерпения плоть, затем спрятал все в хлопок и джинсы и взглянул на себя в зеркало: четко очерченные глазницы, растрепанные волосы и румянец на щеках. А когда через двадцать пять минут вынесли торт и мама задувала свечки под рукоплескания гостей, он вдруг понял, что не устоит.

Протягивая тарелку за своей порцией малинового «шантильи», нашел глазами Маргериту. Та сидела сгорбившись – заколка не давала челке упасть на глаза – и дурачилась с Нико одновременно и чувственно, и по-детски, как удавалось только ей; боже, как он ее любил. Неторопливо доел торт, затем сестра, усадив ему на колени ребенка, сбегала в гостиную, вернулась с подарком и вручила его имениннице. Лоретта долго возилась с упаковкой, затем, фыркнув пару раз, взяла в руки ножницы. Под гром аплодисментов и поздравлений он поцеловал малыша в шейку и прошептал:

– Дяде пора идти.

Прикинул, что немного опоздает, решил ничего не писать Софии и предоставить все на волю случая. В лифте сказал Маргерите, что ему нужно пройтись.

– Одному, – закончила она.

Он кивнул.

Анна пошарила рукой в сумочке и, щелкнув замочком, обратилась к дочери:

– Ты составишь мне компанию?

Маргерита, придерживая дверь подъезда, сказала:

– А если твой отец прав?

– Из него получился бы отличный партийный секретарь.

Анна взяла дочь под руку.

Поправив мамину руку, Маргерита спросила:

– Карло, ты надолго?

– Немного успокоюсь и вернусь.

Маргерита недолго поколебалась, затем вместе с Анной направилась к машине.

Карло шел мимо низких