как и в 1720-х годах, основными своими союзниками и сподвижниками в деле водворения на Кавказе Россия видела персидскоподданных христиан. В первую очередь это были грузины и армяне. Спасение этих народов от ига неверных было формальным и мнимым поводом как Персидских походов Петра, так и намечавшихся походов полководцев Екатерины.

Основным вдохновителем идеи расчленения ослабленной внутренними неурядицами Персии и отторжения от нее стратегически важного для России Закавказья был фаворит императрицы Григорий Потемкин. Из военных деятелей этим вопросом занимались А.В. Суворов и родственник князя Потемкина генерал Павел Потемкин, назначенный в 1782 году командующим войсками на Северном Кавказе.

Армянские общественно-политические лидеры, возможно, и не подозревавшие об истинных целях грядущей персидской кампании, но, безусловно осознававшие какие выгоды для своей многострадальной родины можно извлечь в случае успешного продвижения русского дела, с готовностью впряглись в борьбу за установление российского влияния в Закавказье. Вновь, как и в начале века, центром пророссийской ориентации в Восточной Армении стал Карабах со своим Гандзасарским монастырем, настоятелем которого в это время был Ованес из рода hАсан-Джалалян. Именно под его руководством 5 марта 1783 года в священной обители Гандзасара собрались все влиятельные духовные и светские лидеры Карабаха с тем, чтобы написать коллективное письмо обращение Павлу Потемкину, заверяя его в своей преданности и обещая оказать всяческую поддержку при вступлении русского войска в Карабах. Вместе с тем, в этом письме в который уже раз содержалась просьба ускорить продвижение войск в сторону их родины (как пишут сами авторы письма, “просьба, чтобы приход ваш был вскоре”). Просьбу эту мелики и духовные настоятели предвосхищали детальным описанием мягкого климата и плодородной земли своей страны, чтобы, не дай Бог, русские не усомнились в их способности прокормить и обеспечить зимовкой походное войско императрицы.

Каждая фраза, каждая строка этого письма дышит такой любовью к своей стране и болью за ее настоящее, что невозможно читать его без умиления и волнения. Среди 14 подписей под этим письмом стоит и подпись Абова Мелик-Овсепяна, а также его личная печать.

Упомянутый выше рапорт Потемкина Екатерине показывает, что Россия готова была внемлить просьбам карабахцев. Заверения, которые давались армянским представителям, а также действия России в соседней Грузии, вступившей по Георгиевскому трактату 24 июля 1783 года под ее покровительство, не оставляли у армянских лидеров сомнений в реальности грядущего избавления от чужеродного ига с помощью русского оружия.

Персидский поход, который должен был положить начало независимой Армении, намечался на лето 1784 года. Излишне говорить, что это означало для армянского народа. После многовекового мрака, казалось бы, забрезжил рассвет единой, суверенной Армении. Каких-либо причин, способных воспрепятствовать продвижению русских в Закавказье, не наблюдалось, наоборот, налицо было совпадение политических интересов России с насущными, жизненными интересами армянского народа. И осознание этого факта не могло не воодушевить армянских лидеров. Однако витающее в воздухе чувство близкой, с таким трудом выстраданной свободы, на деле оказалось иллюзией, миражом.

Проект восстановления независимой Армении так и остался красивым проектом. В силу определенных причин, установление русского владычества в Карабахе было отложено более чем на четверть века. Не последнюю роль сыграл в этом Ибрагим-хан, искусно продуманная дипломатическая игра которого поколебала решимость Потемкина. Еще одной причиной, заставившей Россию на время отказаться от планов завоевания Закавказья, стало вспыхнувшее в 1785 году восстание горцев Северного Кавказа под руководством шейха Мансура.

Изменение внешнеполитического курса России в отношении Закавказья породило ситуацию, в которой карабахские правители поставлены были перед необходимостью в одиночку противостоять Ибрагиму. Шушинский хан, со своей стороны, во избежание повторения ситуации начала 80-х, когда опасность русского продвижения дамокловым мечом висела над ним, осознавал необходимость уничтожения центра, прорусской ориентации в Карабахе. В первую очередь это касалось Гандзасарского монастыря и двух северных меликств – Джраберда и Гюлистана. Методы, выбранные Ибрагимом для нейтрализации Абова, Меджлума, а также католикоса Ованеса, были под- стать его подлой натуре. Пригласив Абова, Меджлума, а также дизаксжого мелика Бахтама в Шуши, якобы для мирного разрешения многолетней вражды, Ибрагим заточил их. Та же судьба ожидала и католикоса Ованеса. Мирного, безоружного настоятеля Гандзасара незачем было обманывать. Посланные Ибрагимом вандалы разграбили святую обитель, а Ованеса и пятерых его братьев арестовали и увезли в Шуши. Этот тяжелейший удар по армянскому сопротивлению, к счастью, не стал для него смертельным. В 1787 году Меджлуму и Абову удалось бежать из Шушинской крепости. Народные предания приписывают честь освобождения меликов трем храбрым военачальникам мелика Меджлума. Лео считает, что эти сказания вполне заслуживают доверия. После побега, как пишет ученый, “…сбежавшие мелики больше не вошли в свои страны (имеются в виду вотчины, гавары. – авт.) и, оставив все, даже свои семьи, уехали в Гандзак, а оттуда в Тифлис. В это время Ибрагим-хан арестовал мать мелика Маджлума госпожу Хамар Султан и несколько членов семьи Абова и заточил. их в свое крепости”. Примерно то же самое о предпринятых действиях шушинского хана в ответ на побег меликов говорит Раффи. Факт заточения Ибрагимом матери Меджлума и членов семьи Абова упоминает также Лапаян. Согласно другому сведению Лалаяна, Ибрагим арестовал только Меджлума, а Абов, который также направлялся в Шуши, услышав про арест друга, свернул с полпути и вместе со своей семьей и семьей своего племянника Фрйдона отправился в Тифлис. Последнее сведение Лалаяна неверно. Об этом свидетельствует сохранившийся исторический документ от 14 сентября 1787 года. Это рапорт Степана Бурнашева Павлу Потемкину из лагеря при Гандзаке. В нем среди прочего говорится: “13-го (сентября. – авт.). По утру приехали в лагирь присланной от мелика Апо и мелика Манжуна с прозьбой к царю переселить их в Грузию. Мелик Апо, избаваясь из-под караула, бежал из Шушии укрепился со своим народом в замке, также и мелик Манжнун, ожидают царской помощи; ибо восстали они явно против Ибрагим-хана…”.

Приведенная цитата свидетельствует также о том, что, освободившись от заточения, Абов и Меджлум не покинули сразу же пределы Карабаха, а вместе со своими подданными заняли оборону в своих крепостях. По-видимому, положение было катастрофическим, иначе они не попросили бы у грузинского царя Ираклия и прикомандированного к нему русского-полковника Бурнашева соизволения переселиться в Грузию.

Сохранившиеся архивные документы свидетельствуют, что это благополучно завершившееся побегом заточение Абова, было по крайней мере вторым, начиная с 1784 года. В своем рапорте от 15 мая этого года генерал Потемкин пишет князю Потемкину о двойной игре шушинского хана: "…в то самое время, когда ищет е.и.в. покровительства и хощет подвергнуться в зависимость победоносного ея престола, задержал он (Ибрагим. – авт.) по подозрению армян мелика Апова'’.

Приведенный отрывок из