по уверению царских приближенных армян, что в три дни сигнаские мелики Манжнун и Апо с народом своим могут прити к нам в лагирь, послан Улион царевич с 2000 [человек) в их селения, обезопасить им путь.

В двадцати верстах встретился он с передовыми войсками Ибрагим-хана в числе 1500 человек, идущими в подкрепление Генже.

Бывшие впереди у царевича тушинцы ночью на них наткнулись, бросились и обротились в бег, куда и грузины, подоспев, побили неприятелей и взяли вплен до 500.

Его величество неотступно убеждал меня остаца еще на пять дней, чтоб вывести меликов, но я не мог соглашатца, да и видел невозможность исполнения, а потому и возвращен царевич Улион в лагирь 14-го поутру. <…> К вечеру прибыли сигнаские мелики и представляли, что менее 12 дней народу их не можно выбратца из Сигнага, но как не можно было толикое время остаца нашим войскам, а его высочество с своими, коих было хотя и до 5000, не разсудил за благо один действовать, потому 18 числа по утру обратно и пошли в поход…".

Примерно те же самые сведения сообщают Абов и Меджлум в прошении Екатерине II, написанном 29 января 1788 года в Тифлисе. В Тифлисе, как явствует из этого прошения, Абов и Меджлум оказались в результате ряда поразительно быстро и неожиданно сменивших друг друга событий: услышав про стычку отряда царевича Юлиана (или Улиона, как пишет Бурнашев) с войсками Ибрагима и про поражение последних, мелики вышли из своих крепостей и направились в сторону Шуши, в окрестностях которой разбили встретившегося им неприятеля. Благополучно, с победой и с трофеями вернувшись в свои крепости, Абов и Меджлум неожиданно узнают весть об отступлении Бурнашева. Тут же Абов и Меджлум, оставляя свое войско и подданных, направляются в лагерь Ираклия, чтобы попробовать убедить его и Бурнашева подождать еще хотя бы четыре дня (а не 12, как пишет Бурнашев), необходимых им для выведения свого народа за пределы Карабаха. Однако и царь, и русский полковник остались непоколебимыми в решении начать отступление в тот же день. Абову и Меджлуму ничего не осталось, кроме как поехать с отступающими Ираклием и Бурнашевым в Тифлис, ибо возвращение в Карабах означало для них верную смерть.

Возможно, именно после этого отъезда Ибрагим заточил членов семей Абова и Меджлума.

Вот такими представляются события тех дней в описаниях их непосредственных участников и очевидцев.

Овсеп Аргутян (Иосиф Аргутинский) в своей, не раз упомянутой нами, справке, рисует несколько иную картину: "Меджлум и Абов ушли из-под стражи и, явясь царю Ираклию, просили, чтобы снабдить их военными силами для забирания их подданных, на что е. выс. И благоволил снабдить их четырьмя тысячами войска, в предводительстве князя Орбелианова, но как в то же самое время получил г. Бурнашев повеление о возвращении его с батальонами в Россию, то и обещанную им помощь отменил царь.

Примерно то же самое, вероятно, использовав справку Аргутяна в качестве источника, говорит Раффи.

Согласно сведениям К. Каграманяна, Ираклий все же предоставил меликам обещанных 4000 солдат, которые разбили Ибрагима. Однако добиться окончательной победы над ханом не удалось, ибо вскоре русское командование приказало Бурнашеву отступить с занятых позиций. Причиной для такого приказа, согласно Каграманяну, послужила угроза Турции денонсировать, в случае продолжения наступления, трактат 1724 года.

Мы не беремся рассуждать, кажое из вышеприведенных сведений достоверно. Так, или иначе, ясно одно: сбежав из шушинской крепости, Абов и Меджлум укрепились в своих владениях и попытались воспользоваться удобным политическим моментом, если не для разгрома Ибрагима, то хотя бы для безопасного переселения своего народа в пределы куда более спокойной, благополучной и сытой Грузии. Однако, не сумев с помощью Ираклия и русских войск добиться необратимого перелома в своей многолетней борьбе с шушинским узурпатором, вынуждены были покинуть свою страну, фактически оставляя ее на произвол судьбы.

Отступление русских войск и войск Ираклия, как видно из вышеприведенного донесения Бурнашева, имело место 18 сентября 1787 года. Именно в этот день Абов и Меджлум начали повторять судьбу своих отцов. Судьбу изгнанников, поклявшихся однажды вернуться, и вернувшихся на свою родину. Сыновьям, к сожжению, не суждено было повторить судьбу отцов до конца…

Тифлис стал первым пунктом в скитаниях меликов. В столице Грузии Абов и Меджлум задержались ненадолго. Обстоятельства вскоре вынудили их переселиться во владения гандзакского хана. Повторялась история 20-30 летней давности, когда их отцы точно так же обрели пристанище у соседнего дружественного им гандзакского хана Шахверди. Теперь, спустя десятилетия, сын Шахверди Джавад-хан принял у себя сыновей Овсепа и Атама.

Исследователями называются разные причины отъезда меликов из Тифлиса. Раффи, например, приводит следующую предысторию этого события: спустя некоторое время после приезда Абова и Меджлума в Тифлис, Ираклий получает письмо от шушинского хана, в котором тот предлагает обменять беглых, переселившихся в Карабах, турок – подданных грузинского царя, на армянских меликов. Ираклии, как пишет Раффи, “не столько из-за желания, получить своих подданных, сколько опасаясь мести Ибрмгим-хана»”, соглашается с его предложением. Абов и Меджлум, разузнав об этом сговоре хана и царя от секретаря последнего, армянина по национальности, в спешке покидают Тифлис и направляются в Гандзак”.

Примерно то же самое, с незначительными отличиями, сообщает Лалаян.

Лео, помимо вышеназванной, приводит еще одну, на его взгляд, “более весомую” причину отъезда меликов из Грузии. Вот что он пишет со ссылкой на рукописный труд Вардана Одзнеци “История Армении”: “Ираклии относился к меликам очень хорошо и намеревался причислить их в ряд первостепенных дворян. Однако грузинское дворянство воспротивилось этому замыслу хотело, чтобы мелики, были признаны второстепенными дворянами. И мелики, видя, что Ираклии ничего не может сделать с этим воспротивлеиием, оставляют Тифлис, польные сильной ненависти к грузинскому дворянству”.

Мы склонны, следуя Лео, признать последнюю причину “более весомой”, исходя из следующего соображения: покинув Тифлис, мелики обосновались ни где-нибудь, а в подконтрольном Ираклию Гандзаке. Это обстоятельство, как нам кажется, является свидетельством того, что между грузинским царем и армянскими меликами, по крайной мере на тот момент, были хорошие, дружественные отношения. В противном случае жизнь меликов в Гандзаке была бы не безопаснее, чем в Тифлисе. Следовательно, отъезд Абова и Меджлума не мог бить спровоцирован лукавыми замыслами Ираклия. Что же касается ревностного отношения грузинского дворянства к дружбе Ираклия с армянскими меликами, мы будем иметь возможность представить себе, сколь невиданных масштабов оно могло достичь. Достаточно сказать, что именно зависть определенной части грузинского дворянства к успехам переселившегося все же в Грузию Абова стала причиной его предательсткого, подлого убийства в 1808 году.