И на этот раз Холмс, не прибегая к услугам сторонних архитекторов, начал в начале 1891 года проводить необходимое обновление здания, и вскоре плотники уже вовсю трудились на втором и третьем этажах. И снова ранее придуманный Холмсом метод разделения заданий и последующего увольнения рабочих оправдал себя. Естественно, в полицию не обратился ни один из обманутых Холмсом работников. Патрульные полицейские из нового участка, созданного в Чикаго на Вентворт-стрит, каждый день проходили мимо здания Холмса. Полицейские, не испытывавшие каких-либо подозрений, относились к хозяину дружественно и даже покровительственно. Холмс знал каждого патрульного по имени. Чашка кофе, бесплатная еда в ресторане, отличная черная сигара – полисмены ценили подобные проявления дружеского отношения и щедрости.

Холмс, однако, начинал чувствовать растущее давление кредиторов, особенно дилеров, продавших ему мебель и велосипеды. У него еще не иссяк шарм, помогавший морочить им головы и выражать соболезнование по поводу того, что им никак не удается установить местонахождение Х. С. Кэмпбелла, эксклюзивного хранителя документов, оформленных при покупке, но Холмс понимал, что терпение кредиторов скоро лопнет, и даже сейчас испытывал немалое удивление от того, что они не применяют к нему более жестких средств воздействия, поскольку дело зашло уже довольно далеко. Его методы были слишком новыми, его квалификация была на высшем уровне; люди вокруг него были так наивны, будто они впервые в жизни столкнулись с надувательством. На каждого бизнесмена, который сейчас отказывался продавать ему товары, находилось больше дюжины таких, которые готовы были лебезить перед ним и принимать его расписки, скрепленные подписью Х. С. Кэмпбелла или гарантированные активами компании «Уорнер. Производство гнутых изделий из стекла». Когда на него «наезжали» и он чувствовал, что этот конкретный кредитор готов использовать предусмотренные законодательством действия, вплоть до применения насилия, Холмс оплачивал его счета наличными, используя деньги, добытые путем других подобных афер, таких как сдача внаем комнат и магазинов, продажа лекарств, и самого последнего предприятия – компании по заказу и поставке лекарств по почте. Копируя быстро растущую в центральном Чикаго империю Аарона Монтгомери [95], Холмс начал продавать поддельные лекарства, которые, по его уверениям, излечивали алкоголизм и облысение.

Он никогда не проходил мимо новых финансовых возможностей, а сейчас проявлял в этом деле особое внимание, потому что знал, насколько бы ни уменьшил он стоимость работ, платить все равно придется, по крайней мере, за перестройку здания. Когда двоюродный дедушка Мирты, Джонатан Белкнэп из Биг-Фут-Прерии, штат Иллинойс, приехал с визитом в Уилмет, это дело, казалось, должно было решиться само собой. Белкнэп не был богачом, но он был состоятельным человеком.

Холмс начал чаще появляться в доме в Уилметте. Он покупал игрушки для Люси, драгоценности для Мирты и ее матери. Во время своих посещений он наполнял дом любовью.

* * *

Белкнэп никогда до этого не встречался с Холмсом, но знал о его неудачном браке с Миртой и уже приготовился к тому, чтобы невзлюбить этого молодого врача. При первой встрече Холмс произвел на него впечатление слишком спокойного и мягкого, но вместе с тем и слишком уверенного в себе человека, особенно если принимать в расчет его юный возраст. Вместе с тем его поразило, насколько сильно Мирта казалась увлеченной им, когда Холмс был рядом, и насколько ее мать, племянница Белкнэпа по жене, в буквальном смысле расцветала в присутствии Холмса. После нескольких встреч с Холмсом Белкнэп начал понимать, почему Мирта так сильно влюблена в этого человека. Он был симпатичным, ухоженным, хорошо одетым и говорил красивыми фразами. Взгляд его голубых глаз был чистым. При разговоре он слушал Белкнэпа с таким вниманием, которое невольно вызывало тревогу – как будто Белкнэп был самым обворожительным человеком в мире, а не просто старым дядюшкой из Биг-Фут-Прерии, приехавшим навестить родню.

Но Белкнэп все-таки не любил Холмса, хотя его в буквальном смысле обезоружили та прямота и искренность, с которыми Холмс попросил его подписать простой вексель на 2500 долларов, чтобы помочь заплатить за новый дом в Уилмете для него и Мирты, – и Белкнэп согласился. Холмс тепло его поблагодарил. Новый дом, вдали от родителей Мирты, возможно, как раз и был тем необходимым дополнением, что требовалось этой супружеской паре для того, чтобы покончить, наконец, с раздельной жизнью. Холмс обещал вернуть деньги сразу же, как только позволит финансовая ситуация в его бизнесе.

Вернувшись в Энглвуд, он немедленно подделал подпись Белкнэпа на втором векселе на такую же сумму, намереваясь использовать эти внезапно свалившиеся на него деньги на перестройку своего отеля.

Во время своего следующего посещения Уилмета Холмс пригласил Белкнэпа приехать в Энглвуд посмотреть его отель и только что выбранные участки под строительство Всемирной Колумбовой выставки.

Хотя Белкнэп немало прочитал о Всемирной выставке, он не имел желания осматривать места ее размещения, к тому же его не прельщала идея провести целый день в обществе Холмса. Пусть Холмс и был очаровательным и обходительным человеком, что-то в нем Белкнэпа настораживало. Но что именно, он понять не мог. Конечно, в последующие несколько десятилетий психиатры и их ученики почувствуют, что общество настойчиво требует от них описать с предельно возможной точностью, каким необычным свойством обладали люди, подобные Холмсу; это свойство делало их в глазах других людей участливыми и обворожительными и в то же время словно передавало смутное чувство, что какого-то важного элемента человечности недостает. Поначалу психиатры описывали это состояние как «моральное помешательство», а тех, кто проявлял это расстройство, как «моральных идиотов». Позднее они ввели термин «психопат», который использовался и в обычной прессе вплоть до 1885 года. «Пэлл Мэлл газетт» Уильяма Стида [96] назвала ее «новой болезнью», охарактеризовав следующим образом: «Ничто не свято для психопатов, кроме их собственной персоны и их собственных интересов». Спустя полвека доктор Харви Клекли в своем новаторском научном труде «Маска безумия» описал классического психопата как «искусно сконструированный рефлекторный механизм, который способен в совершенстве имитировать человеческую личность… Его имитация нормального во всех отношениях человека бывает настолько совершенной, что никто из специалистов, инспектирующих его в клинических условиях, не может выразить ни в научных, ни в обыденных терминах, почему или за счет чего он не является реальной личностью». Люди, проявляющие подобную форму ненормальности, станут на психиатрическом жаргоне именоваться «психопатами Клекли».