что от меня они ничему не могут научиться, просто сами в себе они открывают много прекрасного, если, конечно, имели, и производят его на свет. Повития же этого виновники – бог и я» (Там же, 150–d).

Что это? Кокетство? Игра? Или Сократ действительно не ценит себя? То, что он оценивает свою работу чуть ли не наравне с богом, ясно показывает, что это не просто скромность. Когда он говорит: «С помощью бога удивительно преуспевают», мне слышится: «Преуспевают с помощью моего метода!» Скорее всего, Сократ просто не хочет излагать свои философские взгляды сам и предпочитает работать неуязвимо, подводя к ним собеседника наводящими вопросами. Тем не менее, это, очевидно, дает немало, да еще так, что человек словно бы сам додумывается до величайших открытий. Создается впечатление, что Сократ не ценит свои собственные мысли потому, что ценит сам метод несравненно выше любых мыслей. И мы можем назвать его методом очищающей беседы. По-гречески очищение может быть названо катарсисом.

Это одновременно и является и не является открытием Сократа. Ведь вся предшествующая ему, как философу, культура строилась на понятии обрядового очищения, которое позволяло получить озарение или, на языке Сократа, истинное знание, мудрость. Отличным является лишь сам способ очищения.

Приглядимся к нему: «Доверься же мне <…> и, насколько способен, постарайся ответить на мои вопросы. И если, приглядываясь к твоим рассуждениям, я сочту что-то ложным призраком, изыму это и выброшу, то не свирепей, пожалуйста, как роженицы из-за своих первенцев. Дело в том, дорогой мой, что многие уже и так на меня взъярились и прямо кусаться были готовы, когда я изымал у них какой-нибудь вздор. Им даже в голову не приходило, что я это делаю из самых добрых чувств. Они не ведают, что ни один бог не замышляет людям зла, да и я ничего не делаю злонамеренно, просто я не вправе уступать лжи и утаивать истинное» (Там же, 151b – d).

Конечно, все эти «самооценки себя» Сократом наравне с богом есть лишь плод многолетних раздумий Платона о сути того, чем был одержим его учитель. Так сказать, дань уважения. Но то, что Сократ считал себя служителем именно божественной истины, которой не вправе изменять, бесспорно. Правда, судя по тому, что мы пока увидели, – а это психологическая часть его метода, – он скорее знаток лжи, которой много наслушался за жизнь. И теперь, выслушивая других, он легко распознает ложное и указывает на него.

Этнографии известны поверья о том, что с появлением света силы зла исчезают, как теряют они и силу, если в толпе прямо указать на них пальцем и назвать по имени. Также и силы лжи управляют нами, только пока скрыты от разума. Стоит сделать ложь явной, и она теряет силу, даже если ты из выгоды будешь за нее цепляться. За этим скрывается совершенно определенный психологический механизм, исследованию которого – особое место. Пока достаточно сказать то, что Сократ его использует для очищения ума и, как прикладной психолог, построил на нем свой метод.

И он вовсе не из софистических соображений отказывается сам строить теории: «Экий же ты любитель потолковать, – не позволяет Сократ вмешивающемуся с вопросами Феодору изменить образ его беседы с Теэтетом, – если и меня по доброте своей почитаешь каким-то мешком, из которого я без труда могу извлечь любое рассуждение и заявить, что все это не так. Ты не вникаешь в то, что происходит, а ведь ни одно рассуждение не исходит от меня, но все они – от моих собеседников. Я же ничего не знаю, кроме самой малости: какое рассуждение у какого мудреца нужно взять и как следует рассмотреть. Вот и теперь я все выпытываю у него, а самому мне сказать нечего» (Там же, 161–b). Вот это и есть очищение по Сократу.

К о н е ч н о, н а д о с р а з у о г о в о р и т ь с я, ч т о л о ж ь, о к о – торой ведется речь, не ложь в собственном смысле.

И Сократ, и Платон вполне учитывают возможность применения собеседником и злонамеренной лжи. Но именно поэтому Сократ и избегает спорить ради победы над другими, когда все способы хороши, а лишь беседует ради достижения истины.

Иначе говоря, он изначально ставит условие или договаривается, что это не спор, а именно выяснение истины. Этим и объясняются его слова о том, что он платы за свою философию не берет, но зато и беседует только с тем, с кем хочет – никаких привязок, ничего, что могло бы заставить его беседовать против воли или желания. Значит, если он почувствует, что собеседник врет осознанно, он просто может уйти от дальнейшего разговора, и собеседник вынужден будет это или принять, или согласиться не спорить, а выяснять истину для самого себя.

Для самого же себя врать бессмысленно. В таком случае ложь есть лишь ложность, неистинность, которую Сократ называет вздором. Такой подход позволяет уйти от личностных обид и значительно углубить проникновенность работы.

Итак, здесь мы имеем первый прием, используемый Сократом – заставить размышлять собеседника. Что это? Прием риторики, ораторского искусства, как бы способ спрятаться или нечто большее?

Вспомним обнаруженное нами у Сократа ранее понятие Мира людей и гипотетически выведенную тогда установку на то, что Путь к истине лежит сквозь этот мир.

Метод – это путь и способ. Иными словами, метод для Сократа одновременно и путь к истине, и способ беседы – диалектика. Следовательно, если мы хотим пройти сквозь мир к своей цели, к истине заявленным способом, то нам надо пробеседовать его насквозь!

А это значит, нам надо заставить мир говорить, заявлять и рассказывать себя. Естественно, это возможно только в лице отдельных людей. И если истина лежит за пределами мира людей, значит, что бы ни говорил собеседник – как представитель мира, – это ложно. Нужно только постараться задать проверочные вопросы, и это станет явным и покажет: путь не здесь, сюда, в эту мысль ходить не надо. Проверено.

Если же в итоге такой чистки от вздора вдруг родится проблеск истины, значит, чистка была достаточно основательна, и собеседники исчерпали то, что называется мир людей или мышление, и заглянули за его пределы.

Почему же Сократу нужно применять эту чистку к другим, а не к самому себе? Ведь он такой же сын Мира людей.

С одной стороны, именно потому, что такой же: будучи детищем взрастившего тебя общества как,