– А это твоё приданое, доча. Зря ты его раньше времени узрела, мы с отцом планировали торжественно вручить его на свадьбу.

– Да брось!

– А вот те и брось. Забыла, как ты маленькая все часы в доме отвертками раскрутила? И орала «Я буду часовым мастером»! Мы новые часы купим, ты опять… Снова купим, ты снова… Даже наручные не пожалела.

И тут я вспоминаю: примерно в пятилетнем возрасте сижу, пыхчу, раскручиваю наши самые красивые часы – янтарные. Так вот же они! У-у, как жалко.

– Мам, а чё вы мне руки не поотрывали?

– А вот когда оторвали, так ты и успокоилась.

– Так вот же они, руки, – протягиваю я матери свои пальцы.

Валентина Николаевна смотрит на мои ручки:

– Не, не вижу. Вон часы на стенке, сможешь разобрать?

Я прячу кулачки за спиной и мотаю головой:

– Не, жалко, денег стоят.

Мамка устало ставит чемодан на стол:

– Собирай все часики обратно.

После недели бесполезных мучений, подхожу с поникшей головой к родителям:

– Вы правы, нет у меня больше умелых ручек. Оторвали! Низкий вам поклон за это, предки. Спасибо.

И чемодан с моим приданым навечно перемещается на чердак, туда где живёт маленький крот-часовщик. Пущай сидит себе, починяет. А я детям сказку про это напишу… Ой, написала! Идите, читайте. Она так и называется «Крот-часовщик».

Бальные танцы

Ба! Во Мгачи приехала чета Никитиных – мастера спорта по бальным танцам. Они пришли в школу сказали нашим учителям:

– Будем ваших детей обучать бальным танцам, пусть приходят в Дом культуры на второй этаж.

И школьники валом повалили в их кружок. Я тоже. Два месяца разучивания танцевальных па – это отборочный тур. Мне очень нравилось осваивать этот вид искусства! Но по истечении срока, девочку Инночку выставили за дверь в связи с профнепригодностью.

– Ну да, в такт не попадаю, слуха у меня нет, – бурчала я уже дома – И без вас знаю, что в такт не попадаю и что слуха у меня нет!

Иван Вавилович послушал мои стенания, послушал и вывалил на стол три литра самогона:

– А пойдём, дочь, я этим танцорам взятку за тебя дам!

Я беспомощно закатила глаза:

– Вот ты дурной, нет? Ты видел этих неземных людей? Они ж не из нашего мира! Они не пьют и не едят, они святые!

– И в туалет не ходят?

Я удивлённо-строго посмотрела на отца:

– Конечно!

Иван потёр лоб:

– Ну тогда ничего не поможет. Иди, дщерь, надевай болотные сапоги.

– Зачем?

– На рыбалку пойдём. Мы ж с тобой писаем и какаем! А чтоб <а-а> сделать, надо ещё и поесть. И это… тужурку накинь потеплее.

Матюкать так матюкать

Родители поругались. Но отец то у нас, ясно дело, дурной: как проснётся, так с утра до ночи и матерится. Не, у мамки нервы железные, но и они порой сдают. Вот стоит она как-то у окна, роняет скупые слёзы и пялится на общежитие для шахтёров, что напротив нашего дома. Я оторвала голову от книги:

– Мам, чего ты плачешь?

– Потому что тятька у тебя плохой. А давай-ка соберём ему чемоданчик и вон в то общежитие жить отправим!

– Давай! А надолго? – я знала, что приезжие шахтёры там живут временно, а потом уезжают, или шахта их обеспечивает квартирами, а новую квартиру я очень хотела.

– Навсегда! И найдем себе нового папку.

– Нового? – нет, на нового я не была согласна. – Мам, а ты можешь собрать свои сопли в кулак и обматерить паршивца ещё хлеще, чем он тебя.

Мать размякла и попыталась улыбнуться:

– Могу. Я попробую. Ладно.

– Попробуй, попробуй. Может, он того и ждёт. Я зря что ли книжек по психологии начиталась?

Мать ещё раз слабо улыбнулась, и грамотейка объяснила Валентине Николаевне, что такое «выработка адреналина» у особо неординарных особей посредством грязных высказываний в адрес оппонента. И та, вроде бы, поняла. А когда муж вернулся с работы, жена встретила его девятиэтажными вывертами-перевывертами. Ванятка аж присел в испуге. А потом ничего, привык: как только он раскрывал рот на супругу, Валентина раскрывала двадцать своих ртов, и жизнь налаживалась!

И ведь странное было дело, на меня батянька никогда не матерился. Хотя нет, не странное. Не ждал же он ответных матюков от ребёнка? А от взрослой женщины, видимо, ждал. Жаль, что поздновато дождался. Надо было их доченьки ещё в детском саду книги по психологии почитать. А?

Лесопосадки, маслята и кара матушки Природы

Мгачинцы очень любили вырубать елки на Новый год, ну или просто пилить лес на дрова. И столько вырубили, что по левую и по правую сторону от посёлка сопки полностью облысели. Большому начальству это дюже не понравилось, и оно отдало приказ: «В срочном порядке засадить лысины лесопосадками, иначе посадить придётся всю деревенскую администрацию в места уже более отдаленные!»

Приказ есть приказ, и он не обсуждается. Привезли саженцы то ли сибирского кедра, то ли черную сосну – неважно. Но растение явно неродное нашим прибрежным местам (у нас ель, ель и ель кругом). И согнали на каторжные работы всех школьников от мала до велика. И повелось! Каждый год в сентябре после уроков ученики должны были отдать дань богу леса – свой непосильный труд: посадить, прополоть, обрезать нижние ветки пилой. И я работала. А знаете, каково пилу в портфеле таскать? Лучше вам и не знать этого, не видеть что у нас на переменах творилось. Сколько народу тогда полегло – точной статистики даже и не велось, дабы не дискредитировать приказы сверху.

Но за наши кровь и пот, молодые хвойные деревья щедро отблагодарили всё население посёлка: в посадках стали расти маслята, да необычные такие, не наши склизкие и тёмные, а сухие и светлые. Не поверите: их было море, целое море! Под одним деревцем – корзинка, а на следующий день ещё корзинка. Помнится, тогда весь посёлок ел их каждый день, погреба ломились от консервов, и в гости ходили друг к другу только со связкой сушеных грибов на шее. Но веселье когда-то, да должно было закончиться. К 1990 годам чудо грибница полностью иссякла и уже не хотела дарить свои грибы, тем самым троекратно усилив правительственный голодомор. Народ судачил:

– Вот тебе, бабушка, и законы природы.

– Супротив её воли не попрешь!

– А грешить не надо было, понимаешь, всему большому государству не надо было грешить. Вот тебе и тридцать три напасти: Горбатые горы, Ёлкин и грибницы их поганые!