– Та не, я в переносном смысле.

– Это ты зря, грибницы наши не трожь даже в переносном смысле!

– Ах, ты морда.

Греби грибы

Иду по лесу, а вокруг целое море маслят! И подосиновики завидущие. Но руки у меня хоть и маленькие, но загребущие! Нарвала два пакета. А черные полиэтиленовые пакеты имеют одно очень нехорошее свойство: они утрясывают, утрамбовывают и спрессовывают грибы. Поэтому сколько ни положи в них лесного сырья – всё проглотят и добавки попросят. Но самое коварное не в этом: вот нагребли вы от жадности в каждый пакет килограммов по пять и радостно прёте добычу домой, но тут ручки у коварных полиэтиленовых монстров начинают яростно врезаться в ваши руки. А представьте себе счастливо пакетированного ребёнка лет двенадцати, который уже через пару шагов начинает понимать весь ужас своего положения… Нет, нет, нет, ребёнок, конечно, сильный, он плакать не привык, он своё на пень бросит, он допрет до хаты непосильную ношу, покажет мамке свежие шрамы на ладонях и многозначительно изрекает:

– Теперь только с пластмассовым ведром ходить стану!

Мать поднимет на дитя свои красные от слез глаза:

– Да пожалей ты нас, Инна Ивановна! Грибы девать уж некуда, вон весь погреб банками заставлен. Нам с тётей Ниной под твои дикоросы столько и не выпить.

Я насупилась:

– А вы папкиными груздями закусывайте. При чём здесь мои маслята?

Мать обиделась:

– Вот вырастешь большая, поймёшь что такое «маслята под горячительное».

Я взрываюсь, как бомбажная пресерва, и чуть ли не кричу на родительницу:

– Так нужны тебе грибы или нет?

– Нет. Пить вредно.

– Ну и фиг с ними! Пусть, пусть они в лесу скиснут или, наоборот, засохнут. Не жалко!

Мать очень внимательно на меня посмотрела:

– Ах ты, русский жадный девочка! Белкам да ежам белковой пищи пожалела. Им зимой что жрать прикажешь?

– Лес без человека не усохнет! – встрял, подслушивающий за углом, отец. – А человеку без леса – кирдык! Так что, вставай-ка завтра, дочь, пораньше, я тебе шампиньонные места покажу.

Я многозначительно посмотрела на мать и пошла собираться к завтрашнему походу. Ведь два пустых пластмассовых ведра найти ещё надо! В них вон тоже белые элитные солятся.

Походники

Родители, пока были молоды, часто ходили в походы-двухдневки с палатками, шампурами и так далее. Ходили недалеко: до реки Сартунай, до реки Ямы, до берега моря, просто в лес и на сопку рядом с домом. А с собой брали Каргаполовых, Бургановых и их детей: Толика и Ирку. Ну и конечно же меня. А чего ходили? Да повеселиться, покупаться, мелкую рыбку половить, ухи похлебать, шашлыки пожарить. Но детям не до того! Толик берёт нас, двух девиц, в охапку и давай по лесу таскать. Бесцельно тягает, долго, а потом и говорит:

– Я сейщас вас тисом накормлю.

Ну тисом, так тисом, идём искать тис – всё не кислая клоповка! Тис – это кустарниковая сосна с мохнатыми иголками и красными сладкими желеобразными ягодками. А косточки у этих ягодок ядовиты. Если их наестся, то можно умереть. Толик предупреждает:

– Одна девочка ела ягоды вместе с косточками и через час умерла, так её прямо в тисовых зарослях и нашли.

Я и Ирка равнодушно жуём тисовые ягоды, выплевывая кости. Охота родительской ухи из кунджи да красноперки.

– Толик, пойдём к нашим, порыбачим.

Куда там! Этот пацан, как пёс, он пока своим носом весь остров не перероет, не успокоится. Тянет невест куда-то вглубь… А как он потом дорогу к родительской палатке находили? Да шут его знает, видимо по запаху. Как припремся вечером к костру, нажрёмся ушицы и скулим, что хотим домой и спать. А до дома то час-другой ходьбы всего лишь. Родичи махнут рукой и отдадут отпрыскам ключи:

– Валите, малышня, по хатам, отдохнуть спокойно не даёте!

А выспавшись на мягких кроватях, утром мы прибегали к своим дорогим походникам и всё начиналось сначала. Толик:

– Бабы, айда костянику искать!

– А почему не чернику? – вздыхаю я.

– А ещё волчья ягода есть, – вспоминает Ирка.

– Пробовали, фу, невкусная!

– А одна девочка наелась волчьей ягоды и умерла.

– Прямо под кустом.

– Говорят, костянику медведи любят.

– Медведи и детей любят.

– Вон в том году косолапый пацана задрал, а нас даже на похороны не пустили.

– Почему?

– Да вы что, не знаете? Там же только череп разжеванный был и ничего более.

– Фу!

Мы премся до медвежьей ягоды костяники, равнодушно жуем ее, хрустя на весь лес косточками и вспоминаем родительские шашлыки да зовущий треск костра. Ай люли, ай люли, Сахалин, чёрт побери!

Сельская библиотека

Во Мгачах три библиотеки: 1) центральная в Доме Культуры, 2) школьная и 3) близкая к моему дому – Восточная. Вот в неё то я и ходила. Там детский отдел, взрослый, научный и блатной «из-под полы». Моя мать была как раз блатная, то есть хорошая читательница, сдающая книги в срок. Поэтому она читала элитные журналы чуть ли ни самой первой: «Новь, Дружба народов, Новый мир, Иностранная литература, Роман-газета, Смена, Юность» и другие. Но ещё и кучу книг успевала перечитывать, чаще детективы. Сядет у печки, курит «Беломор» и читает…

Не, я детективы не любила. Я в школу пошла почти в восемь лет. А через год записалась в библиотеку и взяла свою первую книжку (в 4 листа) написанную аршинными буквами «Цыпленок» Корнея Чуковского. Библиотекарь так странно на меня посмотрела! Но я сделала вид, что всё в порядке и гордо отправилась читать. Зря она так странно на меня смотрела, я раньше срока перечитала весь детский отдел и попросилась во взрослый.

– Взрослый раздел можно читать только с четырнадцати лет, – холодно ответила тетенька библиотекарша.

Я насупилась:

– Ну хоть в научный то можно?

– В научный можно.

Но как же она ошиблась! В конце научного отдела гордо красовались тома всех классиков: наших и зарубежных. Я сделала вид, что разочарована и притворно вздохнула:

– Ну что ж, раз мне нельзя приключения, фантастику и детективы, буду читать то, что есть.

За пару лет и прочла. А потом я и за научную литературу принялась.

Чем меньше буковок, тем лучше

Буракова Инка – соседская девочка, на два года младше меня. Говорят, назвали её также модно, как и меня: глядя на меня. Захожу я как-то на её летнюю кухню, смотрю, лежит целый ворох детских библиотечных книг с большим синим штампом на обложках. Я цап их в руки и давай перебирать:

– Что-что Бурачишка наша читает?

А там