Ему еще на прошлой неделе предъявили обвинение, перевели в следственный изолятор. А сегодня доставили в прокуратуру. Павел узнал об этом и, пока Цветкова проводила допрос, подъехал к ней. Ульяна уже закончила работу и на двадцать минут освободила свой кабинет для него. Причем сделала это с довольно кислым видом. Не нравилось ей, что Павел так упорно настаивает на виновности подозреваемого в убийстве. Причем так настаивает, что судья отклонил прошение об изменении меры пресечения.

Лихопасов имел жалкий вид. Зато его адвокат выглядел бодро и вел себя заносчиво. Павел занял место Цветковой, а защитник обвиняемого и не думал освобождать кабинет. Впрочем, это его право...

– Виктор Емельянович, на улице прекрасная погода, самое время пройтись, – раздраженно посмотрел на него Никифоров.

– Но я должен присутствовать при допросе, – высокомерно смерил его взглядом адвокат.

– Не будет никакого допроса. Просто беседа, без всякого протокола.

– Боюсь, что Эдуард Михайлович очень устал.

– А вы не бойтесь. Ему здесь лучше, чем в камере. Ульяна Григорьевна не разрешила ему здесь курить, а со мной – пожалуйста. Мы с ним покурим, поговорим по душам, правда, Эдуард Михайлович?

Лихопасов поднял голову, тускло посмотрел на Павла и согласно кивнул.

– Да, я бы перекурил...

– А Виктор Емельянович у нас не курит, – многозначительно заметил Никифоров. – Травить мы его не можем.

Лихопасов перевел взгляд на адвоката и движением головы показал ему на дверь.

– Ну, если клиент считает возможным...

Платный защитник исчез за дверью, и Павел достал из кармана пачку «Мальборо», угостил обвиняемого.

– За сигарету меня купил? – горько усмехнулся Лихопасов.

– Я тебя купил?! – Павел удивленно откинулся на спинку стула. – А я думал, тебя Бурыбины купили. Кем ты был до них? Никем. А кем стал? Директором казино. И убийцей!.. В камере тебя, наверное, уважают, да? Убийца там звучит круто... Как там в камере, Эдуард Михайлович? Хорошо? А, может, все-таки плохо? Вонь, теснота?

– Не твое дело, мент! – озлобленно процедил сквозь зубы Лихопасов.

Но заглянуть Павлу в глаза у него не хватило духу.

– Смотри, как заговорил! Чувствуется школа. Ничего, впереди двадцать лет зоны, настоящим профессором оттуда выйдешь... Ты думал, что Бурбон тебя вытащит из той грязи, в которую ты сам себя загнал? Ошибаешься, наивный человек. Он уже крест на тебе поставил...

– Неправда. Меня обязательно отсюда вытащат, – мотнул головой Лихопасов.

– Вытащат, но только не на этот, а на тот свет. Знаешь, как это в тюрьме случается? Утром проснулся, а голова в петле из полотенца...

– Исключено.

– Что, исключено? Ты уже вторую неделю за решеткой. А в какой камере? В общей. А Бурбон мог бы тебе и отдельную камеру организовать, для него это несложно. Только ему это не нужно. Ты не просто убийца, ты еще и опасный свидетель. Тебя нужно убрать. А в общей камере убить легче, чем в одиночной. Я тебе это говорю, да и сам ты это понимаешь.

– Понимаю. Но не боюсь.

– Ничего ты не понимаешь. И боишься... Тебе опасность грозит, очень большая опасность. И никто тебя не спасет, если ты сам себе не протянешь руку помощи... Ты не один Блинкова убивал, с тобой кто-то в машине был. Можешь не отвечать, я знаю, кто это был. Но ты должен официально показать на Семена Бурыбина...

Увы, у Павла не было никаких доказательств, что «десяткой» управлял Семен. Но чутье сыскаря указывало на него. Слишком уж бурную деятельность развил этот тип. И к Павлу подъезжал – просил, требовал, угрожал. И на Цветкову давил; она уже, бедная, жалеет, что связалась с этим делом...

За себя Павел не боялся, а дочь он отправил за границу. Но ведь когда-нибудь она вернется, и тогда Семен сможет взяться за нее. А чтобы этого не случилось, Семена самого нужно изолировать от общества, желательно, вместе с отцом и со всеми братьями.

Когда имя Бурбона всплывет в таком деле, да еще с неопровержимыми доказательствами, тогда появится много желающих поучаствовать в процессе против мафии. Тот же начальник ГУВД все генерала никак получить не может, а тут представляется такая возможность отличиться. Вне всякого сомнения, он ухватится за нее обеими руками. А как РУБОП мечтает взять Бурбона за бороду! Пусть дерзает. Павел же просто отойдет в сторонку и будет себе жить тихонько, не переживая за дочь.

– Показать-то я могу, – мрачно усмехнулся Лихопасов. – Но Семен ни в чем не виноват. Также как и я. Я не стрелял, а он не управлял машиной...

– Пойми, это твой единственный шанс. Семен – это мафия. Ты признаешься в убийстве, обвинишь его в том, что он подговорил тебя, и тогда из обвиняемого плавно перейдешь в разряд свидетелей. А это – программа защиты свидетелей. Тебя освободят от уголовной ответственности, а после того, как Семен сядет, изменят внешность и сделают документы на новое имя.

– Побереги свою фантазию, начальник, – мотнул головой Лихопасов. – Ничего я тебе не скажу... Разве что пару слов. Пойми, мы – семья, и мы не бросаем друг друга в беде. Вот увидишь, меня скоро освободят.

– Не увижу.

– Может, и не увидишь. Потому что можешь и не дожить до этого счастливого для меня дня... А если доживешь, то я сам дам тебе прикурить, – зловредно сощурившись, Лихопасов бросил в корзину немного обгоревший фильтр – единственное, что осталось от его сигареты.

Затем он снова опустил голову и безнадежно замолчал. Павел понял, что разговаривать с ним бесполезно, и передал его конвоиру.

Лихопасова увели, но Цветкова появилась не сразу. Павел даже успел проветрить кабинет. Впрочем, она все равно уловила запах дыма.

– Все-таки накурили, – попеняла она.

– Это не смертельно, – беспечно отозвался он.

– А что смертельно? – встрепенулась Ульяна.

– Ртуть, например. Или свинец. Особенно опасны сердечные капли из свинца...

– Да ну тебя! – Она посмотрела на Павла с капризной неприязнью. – Весело ему. Наломал дров, а я теперь отдувайся за него.

– Это ты про Лихопасова?

– Про тебя... Лихопасов ни в чем не признается.

– А дужка от очков?

– Он говорил, что утром случайно проезжал мимо гаражного кооператива... – Ульяна осеклась, прекрасно осознавая несостоятельность столь глупой отговорки.

– Ну, проезжал. Сломал очки. Выбросил дужку за ненадобностью... И алиби у него есть?

– Есть. Одного алиби достаточно, чтобы закрыть дело.

– Так закрой.

– Ага! Чтобы ваш отдел на дыбы встал!

– Что, давит на тебя Бурыбин? – сочувствующе и даже без осуждения спросил он.

– Давит, – не стала скрывать она. – А у меня ребенок...