— Угм, — не очень поверила няня, разглядывая крепкие крупные зубы Флавиана. — А зубастый такой…

А он как назло еще и повернулся в ее сторону.

— Флавиан, — проговорила я, — побудь за дверью.

— Не, — фамильяр скорчился в углу, — не пойду, вдруг там мыши, как во дворце. Погрызут меня.

— Так он из дворца? — няня рассматривала скелет очень внимательно, — слуга короля? У некромантов же все слуги такие, а то еще стыдно сказать, зомби заплесневелые прислуживают!

— Это мой фамильяр, — глядя в сторону, сообщила я. — Гадать будем сегодня?

— Нужны листья, белые и красные, лучше лакбуда одиннадцать штук, — няня открыла свою вместительную сумку, — отправь костлявого, пусть листьев нарвет.

— Флавиан, принеси белые листья и одиннадцать красных листьев лакбуда, — приказала я.

Скелет закивал и убрел, не забыв дубину.

Няня выдохнула:

— И воздух стал чище.

— Что ты, няня, Флавиан ничем не пахнет! — возмутилась я.

— Гнилью отдает, — покачала головой няня, — знамо дело, мертвые кости подгнивают… — и начала вытаскивать из сумки свечи и зеркала Авликаи.

Черных свечей было одиннадцать, по главному числу черной богини мертвых. На каждой толстой свечке, размером примерно в мою ладонь, были написаны заклинания белым воском и прикреплены восковые черепа и кости. Зеркала совершенно круглые, тоже диаметром в мою ладошку, крепились, словно стоячие воротники на старинных платьях, за фитилем. Свечи надо будет зажечь в полночь, магией. Я пыталась уже два раза, но фитильки тлели, не загораясь.

Когда мы приготовили все необходимое, было уже без четверти одиннадцать.

— Пусть-ка уйдет за дверь, — поморщилась няня в сторону Флавиана, вложившего мне в руки охапку листьев. — А то помешает гаданию. Это дело тонкое! Деликатное. Девичье…

Флавиан надулся, клянусь, я поняла, что эта гримаска на черепе обозначает, что «он надулся», и ушел, хлопнув дверью в знак протеста, а я начала раскладывать листья на круглом белом столике.

В центре я выложила одиннадцать алых звездочек-листьев лакбуда.

Няня расставила свечи с зеркалами кругом,

Начало бить одиннадцать.

Где? Совершенно непонятно.

И я закрыла глаза: представила темный лик богини Авликаи и начала просить пламени.

— За-чем? — спросил вкрадчивый шелестящий, совершенно нечеловеческий голос.

— Я хочу видеть свой путь, — тихо честно и без всякого пафоса ответила я.

— Дарую. С-с-смотри… — отвечал голос.

Я открыла глаза: слегка дымились фитильки свечей. Но ничего не происходило. Я вздохнула: как всегда не выходит! Но тут запылала первая свеча, за ней вторая, а потом вспыхнули все одиннадцать. Они взлетели и закружились в странном танце, на листья летели капли горячего воска, и листья поднялись в воздух, в зеркалах мелькали какие-то тени, но ничего толком не удавалось рассмотреть.

Я глянула на няню, та замерла, с удивлением рассматривая вихрь из листьев и хоровод из свечей в воздухе.

Она машинально отклонялась от капель горячего воска. То же делала и я.

— Читай заклинание просьбы и порядка, — прошипела няня.

Я прочитала. Свечи еще подрыгались и упали на пол. Я бросилась поднимать зеркала, ни одно не разбилось.

— Ни-че-го! — проговорила я разочарованно.

— Я бы не была в этом уверена! — няня подвела меня к столу, из покрывавших его листьев сложился портрет.

Казалось, лицо человека окровавлено. Но узор из белых листьев в форме двух сердец вокруг портрета давал красноречивый ответ. Любовь. И взаимная.

— Ужасно, — прошептала я, вглядываясь в красивое лицо мужчины под разными углами.

— Все замечательно, — пожала плечами няня. — Чем тебе не нравится жених?

— Тем! — я переглотнула, потерла веки пальцами, посмотрела на очень похожий портрет и продолжала. — Что он — король!

— У каждого свои недостатки! — философски заметила няня.

Я смахнула листья на пол. Но они не падали, закружились спиралью, поднялись и опали на стол.

И опять на меня смотрел король, только листья потемнели, и портрет стал четче.

— Что? Что надо от меня Авликае? — прошептала я, сползая на пол.

— Не знаю, — няня помогла мне встать, переодеться в ночную рубашку и оставила одну в постели, быстро убрав свечи и зеркала в сумку.

Я долго смотрела на короля из листьев, а потом бросила на стол заклинание огня. Пламя разгорелось неожиданно очень большое, пришлось закрыть стол шалью. Потушив огонь, я не смогла уничтожить пламя в своем сердце.

Как это сделать? Я не знала.

Когда я проснулась одна в мягкой широкой постели, на кружевном белье, мне показалось, что все, что произошло со мной за последние несколько дней, было просто кошмаром, одним из тех бесстыдных девичьих снов, из-за которых просыпаешься с бьющимся сердцем, в мокрой от пота рубашке.

Вошедшая няня уравновешивала несущийся в пропасть мир одним своим уютным видом и ароматом малины-мяты.

Ласково причитая и мурлыча какую-то песенку, няня помогла мне одеться в белое кружевное платьице и белые любимые сандалии, вдела в уши другие сережки с зелеными камнями, подвила заклинаниями локоны и осталась очень довольна своей работой.

— Если жених не потеряет голову от твоей прелести нынче утром, то я уж и не знаю, что ему еще нужно, — пробормотала няня и отправила меня под присмотром Флавиана в столовую.

Мой родитель чинно пил кофе напротив Иеронимуса, тот вскочил, поклонился мне, и снова взялся за чашку и за какие-то документы. Я устроилась подальше от них. Они разговаривали вполголоса, вычеркивая одни пункты и вписывая другие. Видимо, они работали над брачным контрактом.

«Зря это», — промелькнуло в моей голове.

Но я прогнала неприятную назойливую мысль.

Сегодня я узнаю точно, что зачислена в Университет Некромантии. Где бы раздобыть сведения, почему мой прапрапрадедушка так ненавидит даже после своей смерти Иеронимуса? Может, поехать в дворцовую библиотеку и там поискать?

«Нет, еще наткнусь на короля!» — с этой благоразумной мыслью я подняла взгляд от чашки кофе без сахара и встретилась глазами с королем, бесшумно вошедшим в столовую.

— Ваше величество, — мой родитель от неожиданности подскочил над стулом и пролил кофе на штаны, — доброе утро.

«Надеюсь, кофе был очень горячим», — мстительно подумала я, отворачиваясь от троих мучителей.

Тяжело мне было видеть короля после всего, особенно мучительным казался издевательский ответ Авликаи о моем женихе.