– Прошу за мной! – Эксперт развернулся на каблуках, шаркающим шагом вышел из прозекторской.

– А ты мне, девонька, смотри, – полковник погрозил Еве пальцем, – если опять решишь в обморок хлопнуться, то лучше тут останься. От греха подальше.

– Не грохнусь, – сказала Ева. Из-за прижатой к носу салфетки получилось гнусаво и неубедительно. Наверное, поэтому полковник лишь многозначительно хмыкнул в ответ.

Вслед за экспертом они спустились в подвал. Здесь было заметно холоднее, пахло сыростью.

– Ремонт бы нам, Кирилл Сергеевич, – заметил эксперт, открывая оцинкованную дверь. – Ведь еще с тех времен, как здесь больница была, не изменилось ничего. Вы бы похлопотали перед городским начальством.

– Хлопотал уже, и не раз, – проворчал полковник, – но у нас же приоритеты другие. У нас же деньги в первую очередь нужно сыскать на этот гадючий фестиваль, а уж потом на всякую ерунду вроде ремонтов. Вон тетя Лена сколько лет в отделе культуры пороги обивает, а воз и ныне там. Ладно, не о том нам сейчас нужно думать. – Он вздохнул, а потом спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: – Ну, входим, что ли?

Это помещение было просторным и мрачным. Наверное, из-за высоких сводчатых потолков и полного отсутствия окон. Освещалось оно все теми же галогеновыми лампами, но мертвенно-бледного света не хватало, чтобы полностью разогнать мрак. Что-то мерно гудело, наверное, холодильная установка, потому что холод здесь ощущался уже очень явственно, и дыхание вырывалось изо рта белесыми облачками пара. Здесь не было прозекторских столов, вместо них вдоль одной из стен ровными рядами стояли каталки. На четырех из них лежали прикрытые простынями тела. Эксперт подошел к двум крайним, снова вопросительно посмотрел на полковника, тот кивнул, положил широкую ладонь на плечо Алене Петровне, велел:

– Давай.

Сейчас, когда закровивший так некстати нос не выполнял свои функции, Еве стало легче. Нет запахов, нет ассоциаций. С ассоциациями было не все понятно, наверное, стоит позвонить доктору Гельцу. Но это потом, а сейчас тела – девочки, как сказал Кирилл Сергеевич.

Вот только не девочки… Совсем не девочки… На больничных каталках лежали две старухи. В том, что это старухи, не было никаких сомнений. Эти морщины, и эти седые, редкие волосы. Не волосы даже, а космы. Они выпадали даже после смерти, лежали белыми нитями на острых плечах и ключицах. Но не волосы и не морщины вышибали из груди остатки воздуха, а выражения мертвых лиц… Ужас, квинтэссенция нечеловеческого страха. Того страха, который может превратить двадцатилетнюю девчонку в дряхлую старуху всего за несколько мгновений. Что они увидели перед смертью? Кого увидели?

И даже рваные раны на тонких шеях, точно такие же, как у ювелира, на фоне этого ужаса казались будничными и нестрашными, почти милосердными. Ведь это же милосердие – оборвать такие чудовищные, нечеловеческие страдания?

– Это она… – прошелестело над ухом, и Ева не сразу поняла, что это не шелест, а голос. Она повернула голову, словно в замедленной киносъемке, сама удивляясь, как растянулось время, и увидела, что Алена Петровна держит себя руками за шею, словно зажимает только что нанесенные раны, словно пытается удержать в теле остатки утекающей жизни. – Кирюша, ты же видишь! Это она…

– Кто? – спросил Елизаров отчего-то шепотом. Было видно, что Роман потрясен не меньше остальных. Каким бы весельчаком и балбесом он ни хотел казаться, но Елизаров потрясен, потому что видеть такое и остаться равнодушным дано только бездушному, ненормальному существу. И только бездушное существо способно такое сотворить.

– Перестань, тетя Лена, – сказал полковник неожиданно жестко и решительно взял старушку под руку. – Не нужно было тебя сюда приводить. Не нужно было.

– Почему они такие? – спросил Елизаров, обращаясь к эксперту. – Этому есть хоть какое-то объяснение?

Получить ответ он не успел.

– Найдем объяснение! – рявкнул полковник. – Можешь не сомневаться, пацан! И объяснение найдем, и того гада, что это сотворил.

– Гадину, – поправила его Алена Петровна. – Это сделал не гад, а гадина…

Не говоря больше ни слова, она направилась к двери. Полковник бросился следом. В помещении они остались втроем.

– Как такое возможно? – повторил вопрос Елизаров.

– Не знаю. – Эксперт бережно укрыл тела простынями. – Медицинского объяснения этому нет.

– А какое есть? – спросила Ева, сжимая и разжимая кулаки.

– Разумного нет. – Силич покачал головой, а потом добавил задумчиво: – Но это ведь Чернокаменск.

– И что, что Чернокаменск? – продолжал наседать на него Елизаров. – Что в этом чертовом городе такого особенного?

– Вы сами только что сказали, молодой человек: чертов город. – Эксперт недобро усмехнулся. – Вот только старожилы вас поправят: не чертов, а змеев. А от себя могу заметить, эти несчастные девочки перед смертью увидели что-то настолько ужасное, что организмы их, молодые и крепкие, не выдержали такого потрясения. И не спрашивайте меня, что или кого они увидели. Это не моя забота. Найти эту тварь – работа Кирилла Сергеевича. Он тут требовал, чтобы вы не писали ничего лишнего, а я вам так скажу: родители девочек уже все видели, опознавали тела. А родители не каменные, они обыкновенные люди, у них есть сердца и есть вопросы. Скоро этот город превратится в кипящий котел. Если хотите сенсаций, просто подождите немного.

– Вы думаете, он нападет снова? – Вкус крови во рту сделался невыносимым.

– Я знаю, что когда такое начиналось, то заканчивалось оно очень не скоро, – заметил эксперт уклончиво.

– А оно уже начиналось? – На лице Елизарова читалось странное чувство, словно бы он отчаянно пытался что-то вспомнить.

Уже отошедший к двери эксперт обернулся, смерил их взглядом поверх очков.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал после многозначительной паузы и так же многозначительно распахнул перед ними дверь.

Никогда Роману так страстно не хотелось на свежий воздух, как сейчас! Хотелось на воздух, под солнце и ветер. Чтобы ветер вышиб из волос и одежды все запахи, а из головы дурные мысли. Он привык рассуждать здраво. Пускай дед называл его авантюристом и одобрял далеко не все его увлечения, но даже дед признавал наличие у внука здравого смысла. На то и уповал, когда узнал, на что Роман променял медицину. Ну, как променял? Знания, полученные сначала в меде, потом в дедовой клинике, а дальше на службе по контракту в Африке, выручали Романа не единожды и, даст бог, выручат еще не раз, но все это, то, о чем так мечтал дед, являлось для него лишь дополнением к другой, куда более увлекательной работе. Во всяком случае, еще не так давно работа эта казалась Роману увлекательной. До тех пор, пока он не оказался в темных стенах чернокаменского морга, пока своими глазами не увидел то, что увидел.

Что бы там ни говорил полковник, что бы ни предполагал судмедэксперт, а не встречалось в официальной медицине случаев такого стремительного и фатального старения. Или все-таки встречалось? Вертелось на задворках памяти какое-то смутное, почти призрачное воспоминание, рвалось на белый свет, да все никак не могло вырваться. Роман не стал его торопить, понимал бессмысленность этой затеи. Придет время, и он вспомнит все, что нужно. Так любил говорить дед: