Он перехватил Вовкину руку – тот держал что-то очень знакомое, большое и плоское, что Кармашкин никак не мог рассмотреть.

– А это у тебя что? – Генка ткнул пальцем в странную тетрадку.

– Для конспирации, – загадочно ответил Майсурадзе. Вблизи непонятный предмет оказался новеньким журналом с еще склеенными листочками. – Не переживай, мы уже все продумали.

Школьный двор пересекла быстрая фигура. Бегущий человек явно не был спортсменом, бежал он неуклюжими скачками, размахивая руками. Миновав крыльцо, он завернул за угол и уверенно направился к затаившимся приятелям.

– Идут! Идут! – возбужденно зашептал Костик, с трудом переводя дух. – Через заднюю калитку пошли. Сейчас здесь будут.

– Кто идет? – Генка вглядывался в Янского, боясь, что зрение его подводит, что это никакой не Янский. Правильный Костик, этот вечный мальчик со скрипкой, не мог ночью оказаться возле школы. Его бабушка ни за что в жизни не отпустила бы!

– Привет, Карыч! – Костик крепко обнял Кармашкина. – Ну, что, готов?

– К чему? – Генка запутался окончательно.

– К труду и обороне, – огрызнулся Вовка.

– Ты не рассказал ему? – повернулся Костик к Майсурадзе.

– А разве он меня слушает? – развел руками Вовка. – Вбил себе в голову, что Семенова ангел. И ни в какую.

– Ага, ангел, – захихикал Костик. – С крылышками. – Он выглянул из кустов. – Иди, понаблюдай за своим ангелом. Сейчас она во всей красе предстанет.

Друзья отступили чуть в сторону, чтобы хорошо было видно, что происходит перед крыльцом. Хотя в такой темноте можно было и не прятаться. Глухая весенняя ночь не позволяла что-либо рассмотреть дальше нескольких метров.

Сначала послышались голоса. Кто-то шел к школе, недовольно бурча. Второй голос пытался оправдываться, но первый пресекал малейшие попытки собеседника что-то сказать.

– Я говорила, что надо в пакет положить? – зудел знакомый голос Леночки Семеновой. – Это и ослу было ясно, что дождь пойдет.

– Да ладно – дождь, – уныло басил Прохоров. – Он в обложке, не должен был намокнуть. Кто ж знал, что там лужа соберется.

– Лужа, – передразнила его Семенова, замахиваясь, отчего здоровый Димка, не боящийся никого и ничего, сжался, отклоняясь в сторону. – Лезь на козырек. Веревку не забудь. Одним концом привяжешь ее к чему-нибудь и спустишь вниз к кустам. Положишь журнал на самый край, под него веревку, так чтобы одного толчка хватило, чтобы он свалился.

– Как я туда залезу? – покачал головой Прохоров, прикидывая высоту. – А если я навернусь?

– Ничего с тобой не случится, – прошипела Леночка, подталкивая нерешительного Димку в грудь. – По решетке полезай. Давай, давай, или ты хочешь, чтобы все узнали, кто по ночам в школу ходит, на кого сигнализация срабатывает?

– Ничего я не хочу! – Прохоров удобней перехватил пакет, который все это время держал под мышкой, и покорно пошел к крыльцу.

Генка заметил, что стоит с открытым ртом, и быстренько закрыл его. Было удивительно, почему большой и сильный Димка слушался невысокую худенькую Леночку, терпеливо выполнял все, что она говорила.

Пока Кармашкин размышлял о странном влиянии женщин на мужчин, Прохоров по решетке забрался на козырек и скинул вниз веревку. Леночка подхватила ее и пошла в знакомые кусты.

– Давай проверим! – крикнула она оттуда.

Тихонько зашуршала, натягиваясь, веревка, и на крыльцо упал сверток.

– Сработало! Клади заново!

Прохоров безропотно спустился, поднял упавший предмет и полез обратно.

– Понял? – толкнул Генку Майсурадзе.

– Не понял, – буркнул Кармашкин.

В голове вертелось с десяток вопросов. Почему Леночка связалась с Прохоровым? Как ей удалось уйти от Клюквина? Каким боком во всю эту историю затесался Димка?

– Сейчас поймешь, – пообещал Вовка.

Тем временем Прохоров снова слез с козырька и остановился перед Семеновой, как нашкодивший ученик перед грозной учительницей.

– Чтобы полвосьмого был здесь, – приказала Леночка. – Тебе позвонить?

– Я сам проснусь, – отозвался Димка и побрел к задней калитке. Генке показалось, что он услышал, как Прохоров вздохнул.

Леночка убедилась, что за ними никто не следит, и растворилась в майской темноте.

– Может, кто-нибудь… – начал Кармашкин, но Вовка закрыл ему рот рукой.

– Тихо! – прошептал он. – Она еще может услышать.

Майсурадзе кивнул Костику, и тот бесшумно скользнул следом за Леночкой.

– Все чисто, – вернулся он через минуту. – Ушла. И вокруг никого.

– Я смотрю, вы уже спелись, – удивился Генка, вытирая рот от грязной Вовкиной ладони. – Долго тренировались?

– Без тренировки обошлись. – Майсурадзе подошел к крыльцу.

– Это вы специально раньше меня все сделали, чтобы я ничего не успел? – недовольно пробурчал Кармашкин. – Если бы вы не лезли…

– Да если бы мы не лезли, ты бы так и сидел в обнимку со своей Семеновой! – воскликнул Костик. – Вовка, скажи ему!

– А чего тут говорить? И так все понятно – дуб, он и в Африке дуб.

– Это кого ты дубом назвал? – решил обидеться Генка.

– Знаешь, почему у тебя ничего не получилось? – Майсурадзе упер руки в бока. – Потому что захотел все один сделать. Были бы мы вместе, еще быстрее это дело закончили бы. А так полдня зря потратили. Но сейчас мы все знаем. А ты чего раскопал?

– Да я… – начал Кармашкин и замолчал, потому что ничего путного он так и не узнал. Только потерял все.

– Еще спасибо скажешь, – по-царски кивнул Вовка. – А пока лезь на крышу.

– Мне-то зачем? – насторожился Кармашкин. – Там уже Прохоров побывал.

– Затем! – подтолкнул его Майсурадзе и стал совать в руки незаполненный журнал. – Возьмешь старый журнал и заменишь его на новый. В веревке не запутайся, положи все так же, как лежало. А настоящий сейчас на место вернем. Я проверил, окно открыто.

– Какой настоящий? – простонал Генка. Журналы кружились у него в голове веселой стайкой.

– Ты лезть будешь? – начал злиться Вовка.

– Ну, чего? – не выдержал Костик. – Хочешь, я полезу?

Этого Генка стерпеть уже не мог. Чтобы неженка и маменькин сынок Янский что-то сделал лучше него!

– Спокойно! – отстранил он Костика. – Чего вы так сразу на меня насели. Лезу я уже. Лезу. Но вы обязаны мне все объяснить!

– Давай-давай! – подбодрил его Майсурадзе. – Там видно будет.

И Генка пошел к крыльцу. Нельзя сказать, что лазание по решеткам было его призванием. Один раз он чуть не сорвался, но в конце концов оказался на козырьке. Здесь на самом краю лежал… журнал в оранжевой обложке. На нем полустертыми чернилами было выведено 8 «Б». От радости Кармашкин прижал к себе подмокшую находку и поцеловал ее в поблекшую надпись.