Он разговаривал со мной как с несмышленым ребенком.

— Это и так понятно, — холодно сказала я.

Коперник вздохнул, во взгляде его была вселенская скорбь. Похоже, он полагал, что я прямо сейчас кинусь собирать цветы, ловить жуков и грызть кору на деревьях.

Налетел легкий ветерок. По травам покатились зеленые волны. Краем глаза я заметила движение в лесу. Показалось, что кто-то очень пристально на меня смотрит. Я уже собиралась сказать об этом Копернику, но подумала, что это даст ему прекрасный повод для новой порции насмешек, и промолчала.

Нет ничего более нудного, чем смотреть, как кто-то пытается настроить связь на бортовом компьютере. Проходят секунды, минуты, и ничего не происходит. Мужчина смотрит в экран. Экран показывает что-то непонятное. Ску-у-ука. Спрашивать что-либо бессмысленно: любой вопрос разбивается о стену молчания.

Коперник не считал нужным посвящать меня в технические детали. Да и не интересны они мне. Куда полезнее была бы информация о том, когда нас спасут по-настоящему, и я окажусь дома. Приходилось пребывать «в режиме ожидания». Ждать, либо пока пройдет сигнал, либо того момента, когда капитан прекратит попытки и предложит что-то другое.

В капсуле сидеть не хотелось. Каждая деталь напоминала о пережитом и о мерзком холодном космосе. Особенно тяжело, когда ты знаешь, что за этими относительно тонкими стенками и забрызганным иллюминатором тепло и небо не темное, а голубое, и лес, и поле. Чутье подсказывало, что где-то рядом должна быть вода — пруд или озеро. Но о том, чтобы выйти и прогуляться, я даже не стала заикаться. Приключения мне совершенно ни к чему. Хватит.

Вообще то, что я увидела, очень напомнило Террину. Значит, местные сохранили природу. Может, у них тут тоже действует политика мягкого вмешательства в природные процессы.

Кстати, о воде. Я поерзала в кресле, стараясь незаметно почесать спину. Хотелось в душ. Надеюсь, что потерпевшим космокрушение здесь оказывают помощь и помогают вернуться домой. Может быть, уже сегодня мы окажемся в настоящей постели. Стоп. Почему мы? Я тряхнула головой, покраснела и поправила себя: «Конечно же, я! Одна».

— Можно потише? — голос Коперника прервал мои размышления неожиданно.

На долю секунды мне показалось, что он подслушал мои мысли. Хорошо, что это невозможно.

— Что?

— Ты слишком громкая.

— Я молчу, — возмутилась я.

— Ты ерзаешь, шуршишь, и я не знаю…

Вот уж нелепое обвинение.

— Хорошо, я постараюсь потише… м-м-м… думать.

Я уставилась на профиль Коперника. Чтобы развлечься, попыталась представить себе его в обычной жизни. Вне базы. Воображение буксовало. Наверное, в отпуске он каждый день открывает шкаф, смотрит на форму и тихо говорит: «Ну, ничего, немного осталось. Скоро на базу вернемся». А потом вечером вычеркивает на календаре еще один день. И требует у андроида запас этой мерзкой смеси, которой тот кормит команду. Чтобы чувствовать себя как на базе, можно подключить вкусовые ощущения.

А может быть, он, наоборот, в отпуске такой… весь. Я представила себе Коперника в розовом спортивном костюме. И вот он сидит и смотрит, не отрываясь, старые сентиментальные голограммы. Примерно как сейчас, очень и очень внимательно. Только скупые слезы скатываются по щекам с трехдневной щетиной.

Ох, перелет определенно повлиял на меня слишком сильно. Отпустите меня, звезды!

— Пойдем!

Я очнулась от своих мыслей.

— Пойдем, — повторил Коперник, — пройдемся.

— Мы идем на разведку? — я с готовностью поднялась.

— Нет. Просто, пока светло, посмотрим, куда нас занесло.

Капитан был мрачен, под глазами залегли тени.

— Скажи, а Ладка была хоть на одной операции с командой? — я сама не ожидала, что спрошу, это получилось само собой. — Она могла бы быть полезной. Я ее знаю, если сестра за что-то берется, то доводит это до совершенства.

Мы вышли из капсулы. Я с наслаждением вдыхала свежий воздух. Коперник закрыл вход и заблокировал дверь.

Не поворачиваясь, он сказал:

— Нет, она всегда оставалась на базе. С женщинами ничего хорошего на боевых заданиях не происходит. Не место вам в космосе.

— Знаешь, а в этом мы с тобой солидарны. Я тоже так считаю.

Он подошел очень близко, беспардонно нарушая мое личное пространство. Мне даже пришлось отступить на шаг.

— Вы совершенно не похожи. Как можно было этого не замечать? Идем.

Для того чтобы замечать, нужно смотреть, а ты, Коперник, Ладку в упор не видел, — мысленно ответила я ему, но вслух это произнести все-таки не решилась.

Мы пошли по лугу, увязая в густой траве. Я искала взглядом знакомые растения, но пока безуспешно. Ноги вязли при каждом шаге. Я остановилась:

— Капитан! Ничего удивительного, что идти так тяжело. Нет, вы только посмотрите. До чего агрессивная трава.

Если приглядеться, то можно было заметить, что каждая травинка оснащена набором крошечных крючочков, которые цеплялись за одежду.

— Да уж, — Коперник сощурился.

— Какое невероятное совершенство. Интересно, это модифицированный вид или здешняя эволюция создала такое?

На краю леса я не удержалась и радостно вскрикнула — никак не ожидала увидеть здесь шампрон.

— Смотри! Это же шампрон.

— Что?

Я указала на круглый гриб, шляпка которого была покрыта узором из выпуклых синих точек.

— Это колдовской гриб. Я в этом уверена. На Террине растут такие. Я ничего не трогаю, про инструкции помню.

Он ничего не сказал, но по выражению лица я поняла, что Коперник продолжает подозревать меня в том, что я брошусь собирать колдовские грибы.

— Марта, в следующий раз, когда ты увидишь что-то такое же замечательное, не надо кричать.

— Между прочим, эти грибы входили во многие колдовские рецепты, — я немного обиделась на его равнодушный тон.

— А сейчас? — со вздохом спросил Коперник. — Я так понимаю, ты все равно расскажешь, а в лесу нужно будет молчать.

— Сейчас нет. На Террине ведьмовство давно стало наукой. Мы работаем с энергией. Всякие ритуалы — это скорее атрибуты далекой древности. Конечно, некоторые ведьмы могут сделать что-то такое, как дань уважения традициям, есть реконструкторы и историки, но когда учишься обращаться с чистой энергией, то это все уже не нужно. Есть специалисты, которые могут наполнить информацией воду. Мысли…

— Марта! Это все невероятно, но потом.

Зачем тогда спрашивать?

Мы молча шли по лесу. Какие же огромные деревья. Становилось все темнее, свет звезды с трудом проникал сквозь густые кроны, и только самые упорные лучи умудрялись достигнуть земли. А еще лес был живым. Он дышал, шумел, был полон тихих шорохов и голосов то ли животных, то ли птиц.