— Я понимаю, милорд.

— Давайте наедине без титула, Мирна. В присутствии третьих лиц — да, наверное, придётся. Нo сейчас можно без «милорда».

— Спасибо… Одхан.

Я обязана была пойти дo конца. Я должна была сказать ему, кто послужил источником информации для Тёмных эльфиек, желавших знать, является ли Кенхельм Хранителем Первой Крови. Самым трудным было смотреть в эти янтарные глаза, не отводя взгляд, а потом поинтересоваться, какие последствия имело моё признание, вырванное Энной Авейон.

— Я знаю, что вы сделали это признание отнюдь не добровольно. Для меня не было никаких последствий. — Услышала я. — Спасибо реакции Морни. Ему самому досталось, но даже пошло на пользу. Девушки любят раненных героев.

И милорд Одхан снова вздохнул.

Ночью, в комнате номера ведомственной гостиницы Департамента безопасности в Корке, я не гасила свет, и не потому, что боялась каких-то приставаний со стороны того, кто так неожиданно стал моим хозяином. Похоже, он не собирался меня трогать — во всяком случае, пока… Я и в больничной-то палате спала с включённым светом. Темнота страшила меня — после долгих недель, проведённых фактически в постоянной тьме. А ведь это был не единственный страх, которым я обзавелась. Психотерапия дала результаты, но страхи остались, а бесконечный приём лекарств в мои планы не входил.

…гламурный интерьер салона «Οрхидея». Трескотня Энны Авейон со мной и другими посетительницами, двумя Тёмными эльфийками.

— Тебе нравится, Меллан? — Я указываю лорду Глоудейлу на очередную голографическую модель в изысканном нижнем белье.

Мой жених молчит, сидя на кожаном диване и глядя в одну точку перед собой, и вдруг я с ужасом понимаю, что с ним что-то не так. Зрачки сужены до размера булавочной головки, виски покрыты каплями пота. Он оттягивает ворот рубашки и пытается сделать глубокий вдох, но безуспешно.

— Звоните в «скорую»! — Испуганно поворачиваюсь я к Энне.

— Зачем? — Улыбается та, и внезапно из-за створок примерочной выходят два дроу, хватают меня за руки и оттаскивают от дивана, не давая даже прикоснуться к Меллану.

Одна из посетительниц запирает изнутри двери «Орхидеи», вторая вынимает из сумочки заполненный прозрачной жидкостью шприц. Меллан не реагирует на мои крики о помощи, сопротивление оказывается неудачным. Ткань рукава блузки порвана, в вену втыкается игла и… я теряю сознание — только для того, чтобы прийти в себя в полной темноте и нащупать прутья железной клетки…

…просыпаюсь вся в поту, в постели в гостиничном номере, не в силах даже закричать… Хвала Кореллону, это всего лишь сон!

Тёмные эльфийки — вот главный страх, с которым мне предстояло бороться. Α еще — пытаться забыть один упрямый факт, не дающий мне покоя ни днём, ни ночью: перед роковым выходом из «Дилана» мою сумочку с айтелом держал в руках Меллан. Мы болтали о каких-то милых пустяках, а уже в машине выяснилось, что он забыл сумочку в номере.

Действительно забыл или же намеренно оставил?..

* * *

На следующий день мы с милордом Кенхельмом покинули Ирландию на пароме «Дублин — Ливерпуль». Большая часть вещей в моём чемодане была летней, и, чтобы соответствовать сезону — заканчивался сентябрь, — и безупречному виду спутника в классическом костюме и пальто, пришлось совершить визит в магазин одежды. Хуже всего, что у меня не имелось никаких своих финансов, но милорд Οдхан как-то быстро поставил точку в моих моральных терзаниях:

— Как сказал бы на моём месте Морни, привыкайте, что сейчас за вас расплачиваюсь я. Других вариантов всё равно нет.

К счастью, консультантом в магазине оказалась не эльфийка-дроу, а обычная девушка: я бы не вынесла других прикосновений. Костюм из клетчатого твида пришлось взять на размер меньше, чем я привыкла, потому что мой вес еще не соответствовал нормальному.

Предстояло провести остаток дня и ночь в гостинице в Лондоне, сесть на скоростной поезд утром, и добраться на нём до Парижа за полтора часа. Прим. авт.: в настоящее время эта поездка на высокоскоростном поезде «Eurostar» займёт у вас 2 часа 35 минут. Поезд движется со скоростью 350 км/ч, и часть пути пролегает в Евротоннеле под Ла-Маншем. Затем нужна дополнительная пересадка, на экспресс «Éan», из которого мы не выйдем до конечного пункта назначения на Алтае.

А ведь я до сих пор не представляла, что меня ждёт дома. Пусть Владыка Тёмных решил вот так передать меня милорду Кенхельму, но это было сделано на территории Тёмных эльфов! Какова была реакция милорда Маб-Зэйлфрида на подобную новость? Знает ли он вообще об этом событии? Скорее всего, да. Не ждёт ли меня на родине новый арест, как, кстати, и моего спутника?!

Все эти вопросы не давали мнė покоя, в том числе, и самые главные: как выстраивать отношения с тем, кто стал моим хозяином?! Какие у него могут быть планы относительно меня вообще?.. Согласно бегло просмотренному мной документу, я больше не леди, и не имею никаких гражданских прав и свобод. «Бессрочное поражение в правах» — кажется, так там было написано. Сейчас милорд Οдхан удерживается в границах обычной светской вежливости. Как долго это будет продолжаться?..

Вечерняя попытка позвонить сыновьям провалилась, как всегда: так было с момента развода с лордом Фириато. Старшему скоро шестнадцать… Εсли бы он хотел — мог бы найти способ позвонить мне сам. Значит, не хочет… Эта сердечная боль уже стала привычно-ноющей, я живу с ней, и ничего нельзя изменить или повернуть время вспять.

Я набралась смелости и сделала еще один звонок. Отцу.

Он ответил сразу, как будто ждал.

— Мирна? — Уточнил он напускным безразличным тоном. — Откуда ты звонишь?

— Из Лондона. Я…

Что мне сказать?! Что благодаря вмешательству Владыки Тёмных моя жизнь круто изменилась, и как?.. Но говорить не пришлось ничего.

— Я уже знаю, что с тобой случилось.

А вот теперь безразличие улетучилось из голоса напрочь. Повисла неловкая пауза.

— Не скрою, Мирна, твоё пребывание в подобном качестве — неприятное известие. Мало того, оно просто возмутительно.

Он не рад, что я жива?..

— Вы предпочли бы увидеть урну с моим прахом, отец? — Сдержанно спросила я, с замиранием сердца ожидая ответ.

И ответ последовал:

— Я — нет. Касательно матери… Не советую задавать ей этот вопрос, и вообще — звонить ей, равно как и мальчикам. Не порти сыновьям будущее… К тому же, вряд ли кто-то позволил бы мне забрать урну с прахом той, кто совершила преступление хуже государственной измены. После кремации твой прах просто развеяли бы над какой-нибудь помойкой для утилизации медицинских отходов. Для репутации семьи, — я думаю, ты с этим согласишься, — было бы предпочтительно тюремное заключение, пусть и пожизненное.

— Но не я это решаю! Меня вообще никто не спрашивал…