Будый влез на коня и, дождавшись, когда парень вернётся к костру, обратился к Ярославу:

– Княже, вот такие у нас ратники – кто плотник, кто лесоруб. Есть ещё охотники. Воинов нет. Без варягов всю нашу рать киевляне сметут, глазом моргнуть не успеешь. С такими вот ребятками пойти бы да город срубить, а не на войну.

– Это все кто есть, – сказал князь Ярослав, – умелые да доблестные к нам не пойдут. Если что, числом возьмём. Уже сейчас собралось почти двадцать тысяч, а что будет, когда с дальних концов подойдут отряды?

Будый неуверенно покосился на один из костров, мимо которых они проезжали. Там сидели несколько человек и пели старую песню. Теперь такие песни редко можно было услышать. Пелось в ней о богах, ныне считаемых деревяшками.

– Варягов надо звать! Без них от нашей рати толку нет.

– Княже, – робко заговорил посадник Коснятин, – а что, если не ты позовёшь варягов, а я? Я ведь посадник Новгорода. Мог бы я позвать варягов?

– А что, князь, пусть пошлёт к ним гонцов. Может, и отзовутся. А в случае чего с него и спросим, и пусть платит им за службу из казны города.

– Так пуста казна, – сказал посадник Коснятин.

– А ты как хотел, – ухмыльнулся Будый, – было бы в ней чего, разве тебе бы её отдали? Думаешь, мы с князем умом не наделены, не знаем, куда серебро деть? Поэтому это уж твоя забота, как её наполнить.

– Кормить-то как это воинство? Коли к весне не воротимся с победой или поражением, то оно настоящим бичом для округи станет, – сказал князь Ярослав.

– Вот поэтому надо их поскорей с земель новгородских уводить. Под Киевом встанем и будем кормиться за счёт местных землепашцев.

Ярослав, осмотрев ещё раз войско, отрицательно покачал головой.

– Такую рать землепашцы не прокормят. Люди от голода начнут в зверей превращаться и из повиновения выйдут, особенно если узнают, что мы с дружиной нужды не испытываем.

– Тогда пусть помрут в бою с пользой, – отрезал Будый, – как говорится, кто же их считает, этих зверей. Новгородцев, тех, что в самом городе живут, среди них едва ли пятая часть, а остальных и вовсе жалеть нечего.

– Нам Киев занять нужно, а после уж пусть по домам расходятся. Ладно, воевода, поехали трапезничать. Коснятин, ты это – посмотри, чтобы воины еду получили и чтобы ночевали у костров. И ещё смотри, чтобы они тут на дрова всё не пожгли.

* * *

Прошла неделя. В окрестностях Новгорода собрались сорок тысяч воинов, которые жаждали идти в поход с князем Ярославом. Многие из них понятия не имели, ради чего им предстоит лить кровь, но жажда разграбить Киев добавляла удали этим людям. Ярослав с грустью понимал, что эти одетые в шкуры жители лесов не смогут противостоять могучей киевской рати. В городе не хватило даже щитов на всех, что уж говорить об остальном. Вооружённые лишь удалью новгородцы были только числом велики, а серьёзной угрозы Киеву представлять не могли.

Одно радовало князя Ярослава. Сын Добрыни Никитича смог договориться с варягами, и тысяча воинов во главе конунгом Эймундом Рингссоном приплыла в Новгород. Впрочем, Ярослав понимал, что Коснятин крыльями не обладал, и, скорее, заслуга посадника была в том, что он смог договориться с конунгом Эймундом, приплывшим на Русь, чтобы отомстить и, скорее всего, занять Новгород.

Ярослав решил не пускать варягов в город и поэтому сам отправился на встречу с варяжским конунгом, а не стал приглашать его к себе. Подъехав к лагерю, в котором расположились варяги, князь Ярослав и его ближники остановились и стали ждать, когда доблестный варяжский конунг сам выйдет к ним.

Конунг Эймунд Рингссон вышел навстречу князю вместе с несколькими своими ближниками.

– Приветствую тебя, конунг Ярсфельд, – проговорил варяг, – я пришёл служить не тебе.

– Верно. Ты, варяг, пришёл мстить, – влез Будый, – но увидев, что все мы ополчились, не дерзнул. Ну да ладно. Мы зла не помним.

– Я заключил договор с Новгородом и с его посадником, – сказал конунг, – не думал, что в Новгороде есть князь.

– Эймунд, верно ли я слышал от торговцев, что твой побратим, конунг Олаф, сел править в Норвегии? – спросил князь Ярослав. – И верно ли, что он уже прогнал твоего отца и твоего старшего брата Хрёрика, лишив его возможности видеть? Тогда понятно, почему ты не хочешь вернуться в Норвегию. Оставайся на Руси и служи Новгороду, которым правлю я. Тебе не удастся стать здесь правителем.

– А кто будет платить мне и моим людям? Я приплыл сюда не ради того, чтобы лить попусту кровь, а ради того, чтобы озолотить себя и своих людей.

– Киев – город богатый, Эймунд.

Варяг понимал, что вернуться на родину он едва ли сможет, а захватить Новгород, как он хотел вначале, ему просто не удастся. Новгородское воинство слишком велико. Впрочем, повести своих людей вместе с Ярославом в Киев он считал не таким уж глупым поступком. Киев богат, и ежели удастся предать его огню, то добычи хватит на всех. Правда, не нравился ему этот конунг Ярсфельд, так как прошлых своих союзников, тоже варягов, прибывших к нему на службу, он позволил перебить. Но то была история очень тёмная, и он ещё не знал, как к ней относиться. Мстить не получится, так, быть может, возрадоваться?

– Я пойду с тобой, конунг Ярсфельд, и буду лить кровь за золото.

Ярослав повернул коня и поехал обратно в город. Без варягов пешая рать будет нести огромные потери. Воины они отменные, но полагаться на них нельзя. От Ярослава не утаилось, что конунг Эймунд с презрением смотрел на него и что тот знает о хромоте князя.

Могучий воин не может уважать того, кого, по его мнению, Господь наказал, но он заблуждается. Господь дал мне свой путь, и я им пройду.

– Будый, – спросил князь Ярослав у своего ближника, – думаешь, мы сможем управлять варягами?

– Пока нас в сорок раз больше, они будут служить нам, как псы, княже, но коли удача в битве отвернётся, могут и б спину ударить. Надо чтобы они были впереди, а наши люди сзади.

– Так варяги тоже не глупые – будут против. Скажут, что надо, как и положено, бросать жребий.

– А что тут думать, – вмешался посадник Коснятин, который пока не совсем понимал, для чего он нужен, и сыпал советами направо и налево, – пусть уйдут, а мы их корабли на дно пустим, коли биться не захотят. Это город их нанял и тебе передал, княже.

– А у тебя голова работает, Коснятин.

Торчин занимался готовкой пищи для князя Муромского Глеба. Приготовление еды было призванием Торчина. Он любил это занятие. Кушанья, которые он готовил, все нахваливали. Но Торчин не хотел посвятить всю жизнь исключительно готовке пищи, хотя ему и было это в радость.

В свои двадцать два года Торчин больше всего мечтал о славе воина. Но о том, чтобы его взяли в дружину, он и помыслить не мог. Он не был свободным. К великому для Торчина несчастью, он родился в бедной семье. В один из голодных годов его родители продали его. Нет, он по-прежнему каждый день видел и родителей, и братьев с сёстрами, но должен был работать на боярина, который дал за него родичам серебра.