же господина советника после Каира наступила серая полоса – власть в Бишкеке сменилась, и его засунули простым внештатным советником атташе в посольство.

– В связи с чем бизнесмен из Казахстана интересовался потомками уйгурского фотографа? – задала Катя новый вопрос. – Он как-то пояснил свою просьбу? Он сам не поддерживает связи с учеными Зоологического музея в Москве?

– Я знаю лишь, что Нурсултанов – страстный охотник, – ответил ей Абдулкасимов на русском. – Он никак не объяснил. Просто личная просьба, мы пошли ему навстречу. Очень уважаемый и богатый человек, у него бизнес и в Алматы, и в Оше.

– Когда именно он к вам обратился? – не отступала Катя.

Абдулкасимов глянул на переводчика.

– Примерно месяца полтора назад. Достаточно давно, – ответил тот. – У вас все, уважаемые?

Катя вежливо поблагодарила и поднялась с кресла. Абдулкасимов простился и покинул белую гостиную.

– Я провожу вас, – переводчик Кашгаров вежливо улыбался им.

Они проследовали за ним в вестибюль.

– Посольство будет держать ситуацию с расследованием убийства обоих наших граждан в поле зрения, – повторил он. – Можно мне взять ваши контакты, если нам потребуется связаться с полицией?

Полковник Гущин, игравший в белой гостиной роль безмолвного статиста, продиктовал ему номер мобильного. Кашгаров сразу позвонил ему, и его номер отразился в телефоне Гущина.

– Вы, Адиль, штатный переводчик посольства? – поинтересовался Гектор.

– Нет, я волонтер, помогаю нашим при случае, а вообще-то я учусь в школе бизнеса в Сколково, – ответил Кашгаров. – Что все же случилось с инженером Шахрияром? Он приехал в Москву. И его убили. Почему? Его смерть связана с его сыном – узником китайских спецслужб?

– Не знаю. Вы сообщили нам весьма неожиданную новость о его сыне, совсем иной задали вектор, – признался Гектор.

– Инженер приехал искать в Москве связи для освобождения сына, я уверен. В Бишкеке он обошел все инстанции. Тщетно. Отчаяние двигало отцом. Нам сообщила милиция Каракола – он обращался за помощью не только к официальным властям, искал поддержки даже у криминала.

– Неужели? – удивился Гектор. – Скромный инженер из университетской библиотеки имеет связи с уркаганами?

– Милиция сообщила нам: его молочный брат – знаменитый криминальный авторитет Ильяс Алтынбеков по прозвищу Черный Ильяс. Авторитет, сын бывшего председателя аттестационной комиссии при ЦК компартии Кыргызстана, тот рулил в семидесятых. Взял жене-балерине для новорожденного сына кормилицу-уйгурку – мать Шахрияра. Всю жизнь молочные браться поддерживали отношения.

– На месте убийства нами обнаружен головной убор. Тюбетейка. – Полковник Гущин решил наконец-то сам спросить молодого переводчика. Он достал мобильный и показал Кашгарову фотографию тюбетейки, найденной кинологом на пустыре недалеко от старой «Лады».

– Допа. – Кашгаров глянул на снимок. – Уйгурская шапочка. Узор красивый, разные уйгурские рода имеют свой собственный орнамент.

– Это узор рода Шахрияров? – уточнил полковник Гущин.

– Я не знаю. – Кашгаров подвел их к дверям гостевого дома и явно спешил распрощаться.

– Еще один вопрос, последний, – спохватился полковник Гущин. – Что означает слово жегич на уйгурском языке?

– На киргизском.

– А как переводится?

– Людоед, – ответил Кашгаров.

Глава 16

Дэв-хан и Ко

– Федор Матвеевич, ваши впечатления? – поинтересовался Гектор, когда они втроем покинули Гостевой дом и шли по Большой Ордынке.

– Позитивные, было полезно, – скрепя сердце признался полковник Гущин.

– Правда? Перед вами не мигранты – постсоветские кули, бесправные и замордованные. Национальная элита нас принимала. Достоинство, образование, интеллект, стиль, спесь… Да, а как же без гонора? А мы у них в роли не бааальших начальников, а смиренных просителей. Если мы хотим добиться успеха, надо с ними договариваться и впредь. Абдулкасимов – серьезный мужик. Рожа словно у якудзы из боевика. – Гектор улыбался, в его серых глазах мелькали синие искорки-чертики. – Но, по слухам, умница большой и профи. С ним вам, полковник, придется очень даже церемониться, наступив на горло ментовской неприязни ко всем понаехавшим инородцам.

– Вы учите меня, Гектор Игоревич, азам профессии? – осведомился Гущин. От быстрой ходьбы он закашлялся. А в белой гостиной взмок от пота, несмотря на работавший кондиционер.

– Никак нет. Вы меня гораздо старше и опытнее, вы бааальшой эй! Начальник! Просто по-дружески… информацию довожу – в реале, без пафосной трескотни.

– Заливайте своим… нинзя хреновым… у которых рожи якудзы! – выпалил Гущин раздраженно. – А я обойдусь.

– Мы куда сейчас направимся? – Катя решила прервать их перепалку, а то далеко зайдут.

– Катенька, позарез теперь нужна подробная историческая справка о Дэв-хане и компании, – Гектор моментально обернулся к ней. – Я позвонил вчера вечером Лапшевникову Яну Дмитриевичу, он рад нас сегодня видеть. Навестим его?

– Кто он, Гек?

– Историк. Соратник моего деда, – ответил Гектор. – Дед мой, Федор Матвеевич, – Гектор теперь снова обращался к Гущину, – занимался античной военной историей, преподавал в академии. А Ян Дмитриевич специализируется на Востоке. Туркестан – его давний конек. Он нас ждет с нетерпением.

Полковник Гущин вспомнил слухи из кулуаров: Гектор – сын отставного генерал-полковника Борщова, неудачника Чеченской кампании, сошедшего с ума после зверской казни боевиками своего второго сына – близнеца Гектора.

– Вы с нами, полковник, ворошить исторические анналы? Или вернетесь в главк читать унылые рапорты-отписки? – осведомился Гектор, ослепляя Гущина улыбкой.

– Послушаю вашего консультанта, все польза расследованию, – буркнул Гущин, буквально давясь гневной отповедью, рвущейся с уст.

Лапшевников обитал на Смоленской площади в старой кирпичной многоэтажке напротив МИДа, в отдаленном прошлом его соседом по площадке был актер Олег Даль. Историк оказался крохотным старичком, похожим на гнома из сказки, – лысым, с окладистой белой бородой, облаченным в бархатный домашний кардиган и клетчатые брюки. Высокому Гектору он едва доходил до груди. Кроме него их встретили его молодая жена (полная дама лет за шестьдесят) и два игривых тайских котенка.

– Гектор, ты не один, с друзьями! Проходите в мой кабинет! – суетился Лапшевников.

– Ян Дмитриевич, это Катя – моя невеста, – сказал Гектор. – И наш коллега полковник полиции Гущин.

Лапшевников кивнул Гущину, а Катю цепко ухватил за обе руки, потрясая, восклицая:

– Пре-кра-сно! От-ли-чно! Катенька… Гек… Ну, наконец-то ты… Новость – радость! Молодцы вы!

Катя глянула на Гектора. Он был серьезен, собран и окрылен. Он впервые публично объявил: моя невеста…

В трехкомнатной квартирке историк оккупировал под рабочий кабинет самую большую комнату. Стены занимали стеллажи, набитые книгами и папками. Одну папку Лапшевников забрал со своего письменного стола, и они уселись кружком на диване и креслах в углу. Жена историка принесла на подносе чай, чашки, вазочки с домашним вареньем. И забрала котят – один уже полз по ногам Кате на колени, второй запрыгнул со спинки дивана Гущину на плечо и трогал лапкой его покрасневшее ухо, искоса воровато наблюдая реакцию. Полковник Гущин сопел, терпел «домогательства котейки».

– Дэв-хан вас интересует, – сразу заявил Лапшевников. – Заметная фигура, весьма неоднозначная, пугающая и сложная. Впрочем, вся история восточного Туркестана времен, когда жил Дэв-хан, противоречива и трагична.

– Ян Дмитриевич, расскажите нам о нем подробно, – попросил Гектор.

– Ты вчера упоминал экспедицию 1931 года альпиниста Погребецкого на Хан-Тенгри в Тянь-Шане.

– Вместе с альпинистами часть маршрута прошла экспедиция Зоологического