– Относительно уступчивости…

– Стоп. Еще раз, что он сказал о золоте? – Андрей Иванович подскочил к Шешковскому и, вырвав из его рук протокол дознания, замолчал. – Ты за Алексеем Григорьевичем, каналья, все слово в слово записал?

– Как вы учили, – обиделся на начальника Шешковский.

– Не припомнишь, он действительно изъяснялся о золоте в прошедшем времени? Ведь если бы о приданом речь шла, он бы, скорее всего, в будущем времени говорил бы?.. «Елизавета Петровна на свою любимицу уж золота не пожалела». А так получается, что золото она ей уже отвалила преизрядно.

– Зачем ей во дворце золото? – в свою очередь удивился Шешковский. – Будь она фрейлиной, тогда другое дело, или она родственникам своим высылала?

– И как связано это самое золото с заявлением, что Айдархан чрезмерно уступчива, что недалеко до беды? Не могла же ей государыня платить за то, чтобы она себе любовников не заводила? М-да… – Ушаков выглядел озадаченным.

– Может, я правда, того – ошибся? – Степан не знал, что и подумать, впервые за годы совместной работы он видел начальника таким растерянным.

– Вот что, Степушка, нынче время уже позднее, сделаем так. Завтра я лично попытаюсь еще разок переговорить с Разумовским, чую, недоговаривает он мне что-то важное. А ты сходи к Шкурину и в подробностях расспроси про эту самую Айдархан. Не слышал прежде, чтобы столько народу об одной-единственной прислужнице пеклись. Если государыня на нее золото тратила, это не могло оставаться незамеченным. Согласно твоему донесению, госпожа Чоглокова как-то особенно уж нажимала на своей роли в жизни бурятки. Брата наняла за ней следить, запереть приказала. Если верить сей статс-даме, Мария Семеновна желала сочетать Айдархан законным браком с одним из слуг, предпочитая для крестницы честную, но бедную жизнь жизни роскошной, но распутной. А когда так защищают, обычно есть от кого защищать. Чай, не актерка Мария Семеновна, не лицедейка, чтобы на пустом месте такие фортеля выделывать. Разведай, кто тайный соблазнитель, от которого Чогколова пыталась уберечь свою подопечную. Начнешь с лакея Шкурина, а дальше он уже сам подскажет, с кем еще потолковать. По поводу расшивавшей девять лет назад бурятское платье Шакловитой ничего не известно?

– Как в воду канула, Андрей Иванович. Ищут ее, но только безрезультатно. Человек, за которого она девять лет назад замуж вышла, три года как сгорел в собственном доме, думаю, она же сообщила соседям, якобы едет к родственникам, но только какие родственники у сироты… В общем, исчезла, полагаю, замуж вышла и еще раз фамилию сменила, так что, – он махнул рукой.

– Получается, что она оставила службу ради семейной жизни? – уточнил Ушаков.

– Не совсем так, когда вы явились допросить Софью Шакловитую, вас не пустили, так как медикус предположил, что болезнь заразная. Медикус ошибся, а Шакловитую ко двору уже не вернули. Все ведь знают, как Елизавета Петровна боится заразы. Но чтобы совсем не бросать страдалицу на произвол судьбы, ее спешно выдали замуж.

– Что же, – Ушаков потер гладко выбритый подбородок, – почему-то у меня такое ощущение, что мы еще встретимся с этой самой Софьей Шакловитой.

И ВОТ ТЕПЕРЬ Степан, как дурак, торчал в приемной, ожидая бывшего главного лакея, а ныне камергера принцессы Фредерики, Василия Шкурина, понимая, что во второй раз невольно нарушает предписание не общаться с сильными мира сего. А впрочем, не бежать же ему, заслышав грозное слово «камергер».

Новоиспеченный камергер появился тяжелой походкой человека, надевшего в первый раз новые варшавские туфли, да еще и на довольно-таки высоких каблуках. Для себя Степан давно уже приметил эту новую моду, но все не мог решиться на подобную трату. С одной стороны, с его невеликим ростом такая подпорка, прямо скажем, не была бы лишней, но с другой стороны, иной день приходится сиднем сидеть за письменным столом в конторе, а иной носиться точно ошпаренная сука по всему городу. Тут за день можно и каблуки поломать, и ноги до самого афедрона сточить. Впрочем, придворные обязаны по нескольку раз на дню переодеваться, а это значит, и переобуваться, так что не исключено, что Шкурин забрался на эти ходули исключительно по случаю приема явившегося к нему в ранний час следователя.

Вопреки первому впечатлению, когда Степану вдруг показалось, что Василий Григорьевич специально возвышается перед ним на каблучищах, чтобы показать себя выше, разговор завязался мгновенно, и очень скоро Шешковский уже удивлялся, отчего это дружелюбный Шкурин так не понравился ему в первый момент.

– Относительно Айдархан, – начал Василий Григорьевич заговорщическим тоном, когда они оказались в небольшой горнице, в которую Шкурин, по всей видимости, совсем недавно въехал, – в жизни не видел, чтобы столько копий ломалось из-за простой служанки, не самой даже хорошенькой. Начнем с того, что бурятка и ее брат были доставлены во дворец еще будучи детьми, после чего Мария Семеновна Чоглокова по воле цесаревны окрестила малышей, став им крестной матерью. Но, по сути, Мария Семеновна и не думала заботиться об Айдархан. Да и не нужна ей была эта девочка. Елизавета Петровна пожелала, та выполнила, а дальше хоть трава не расти. Впрочем, к детям были приставлены няньки и учителя, они получили приличное образование. Все это время Елизавета Петровна не разлучалась с Айдархан, она ее любимица, и Алексей Григорьевич тоже полюбил Айдархан как родную дочь.

– Не было ли у Айдархан любовника?

– Любовника? Что вы! – рассмеялся Шкурин. – Да это и невозможно.

– Ну да, у вас с этим строго, – понимающе кивнул Шешковский.

– Не смешите меня, «строго»! – Василий Григорьевич подмигнул следователю. – Все можно, коли осторожно. Главное, чтобы никто не заметил. Ну а если девушка, к примеру, понесет, ее немедленно прогонят со двора. Вот и все строго. Правило всем понятно, в прежние времена при особе государыни вообще имели право находиться только незамужние девицы, это уже нововведение, что Анна Петровна, а за ней и Елизавета Петровна держат при себе не сходящих с ума от похоти девственниц, а сердечных подруг и родственниц, с которыми они с самого детства. Но все эти подруги имеют высокий ранг статс-дам. Что же до фрейлин, то любые шашни им строжайше запрещены. Собралась замуж – уходи с должности, желающие занять тепленькое место завсегда найдутся.

– А Айдархан это понимала? – с надеждой в голосе переспросил окончательно сбитый с толку Шешковский.

– Айдархан была дурочкой. Читать, писать она, разумеется, умела, но в остальном…

– Быть может, кто-то сватался к ней или завлекал ее подарками?

– Все началось после того, как великий князь пожелал поставить на своем домашнем театре спектакль, в котором роль японской принцессы отводилась Айдархан. Ее тогда облачили в иноземный наряд, волосы убрали цветами и блестящими заколками, как на гравюре, которую подарил цесаревичу известный любитель Востока Строганов[69]. Вот тогда все и увидели, что маленькая Айдархан на самом деле уже выросла и превратилась в довольно-таки симпатичную девушку. Как сейчас вижу, маленькая японская принцесса из сказки про золотые туфельки. Вот тогда-то все и началось.