То же самое можно сказать и о ментальных и эмоциональных шрамах, которые мы все носим с собой, - шрамах, которые мы не видим. Они могут быть невидимыми, но они влияют на нас гораздо сильнее, чем физические шрамы. Ментальные и эмоциональные шрамы - это наши слабые места, и они могут вскрыться так же легко, как и физические, если мы не приложим усилий для их укрепления. Если вы не справились со своими шрамами, они могут изменить ваш жизненный путь. Вы будете склонны к неудачам в сложных физических и эмоциональных ситуациях, будь то во время спортивных соревнований, на работе или в домашней жизни, и в конце концов снова окажетесь перед своим зеркалом, которое никогда не лжет.

Распад - это своего рода зеркало. Все, из чего вы состоите, разложено перед вами четко и ясно. Ваша история и менталитет становятся старой обветренной картой, испещренной шрамами, и если вы читаете их, как археолог на раскопках, вы можете обнаружить код, необходимый вам, чтобы подняться снова и стать лучше и сильнее. Потому что не бывает трансформации без разрушения, и всегда есть другая эволюция, другая кожа, которую нужно сбросить, лучшая или более глубокая версия нас самих, ждущая своего раскрытия.

Я быстро проверил свои шрамы, пока не погрузился в скользкое пространство между бодрствованием и сном. Голос Психа Пита прервался, и меня окликнул другой знакомый, но слабый голос, который я не смог определить.

"Дэвид, проснись..." Моя память судорожно вливалась в мою реальность, и я не мог понять, где я и что реально. "Дэвид, - сказал он хрипло, на этот раз громче. "Пора вставать, парень!"

Это был голос моего деда, сержанта Джека Гарднера. В отличие от тех, кто пользуется такими ласковыми прозвищами, как папаша, папаша или дедуля, он велел мне называть его сержантом Джеком, и это задало тон тому, как будут складываться наши отношения. О да, он оставил в моем мозгу более чем несколько шрамов, и он тряс меня, как в старые добрые времена.

***

Это было летом 1983 года, когда мы, пошатываясь, поднялись по его длинной гравийной дорожке и появились на пороге его дома невыспавшиеся, недокормленные и со всем своим имуществом, засунутым в черные мусорные мешки. Моя мама постучала в дверь. Пока мы ждали, я осмотрел двор. У моих бабушки и дедушки был большой участок - целый акр земли, включая широкую, идеально ухоженную лужайку, вдоль которой с одной стороны проходили железнодорожные пути. На нем не было ни травинки, ни единого сорняка. Это должно было стать моим первым предупреждением.

Хотя мой отец был уверен, что за нашим побегом из Буффало стояли бабушка и дедушка, он не был свидетелем нашего приезда и бессловесного приветствия бабушки Морны на крыльце. Она открыла дверь, закатила глаза и махнула нам рукой. Сержант Джек стоял за ее спиной с выражением инструктора по строевой подготовке, наблюдающего, как новобранцы выходят из автобуса с длинными волосами и бородами, мокрыми за ушами. Он был мастер-сержантом в ВВС и уже много лет назад вышел в отставку, но был одет в один из своих летных костюмов. Я не узнал выражение его лица, потому что был дезориентированным молодым щенком, весь покрытый шрамами, но когда я впервые попал в учебный лагерь, я увидел его снова. Но в тот день в Бразилии он показался мне героем. Я улыбнулся. Он не улыбнулся в ответ.

В любом случае мне было приятно там находиться. Я была рада оказаться где угодно, только не на Парадайз-роуд, а они испытывали облегчение от того, что мы все уехали от моего отца, но это не означало, что комната, питание и присмотр за детьми будут бесплатными. Первый счет пришел еще до рассвета следующего утра, когда меня разбудило жесткое пожатие плеч. Я открыл глаза, а там стоял сержант Джек, все еще в форме.

"Пора вставать, парень, - сказал он. "Есть работа". Я протер глаза и посмотрел на брата, который пожал плечами. На улице было еще темно, мы были измотаны поездкой, и как только сержант Джек вышел из комнаты, мы снова заснули. Следующим сигналом к пробуждению послужили стаканы с холодной водой, выплеснутые нам в лицо. Через две минуты мы были в гараже, где он хранил свой старый металлический стол, оставшийся от военных. На углу стола лежал желтый блокнот. Верхняя часть страницы была озаглавлена "Список заданий", датирована и помечена "0530". Я понятия не имел, что означают эти цифры, пока сержант Джек не объяснил, что его дом работает по военному времени.

В тот момент я понял, что никакого периода адаптации и опеки не будет. Мои бабушка и дедушка ни разу не выразили элементарного сочувствия по поводу того, что нам пришлось пережить. Сержант Джек просто пристально посмотрел на нас, просмотрел список и провел нас по гаражу, как будто мы были его новыми работниками и должны были знать, где найти грабли, мотыги, ножницы для живой изгороди, набор метел и совков, а также как управлять ручной газонокосилкой и чистить ее. Ему было все равно, как мы распределим между собой работу, главное, чтобы мы вовремя встали и принялись за дело. Так начинался каждый день. С нежелательной побудки, подробного списка заданий, скрепленного военным временем, и нескольких слов от старика, если он вообще был.

Сержант Джек был наполовину чернокожим, наполовину коренным американцем, и, хотя его рост составлял всего пять футов семь дюймов, в нем чувствовалась крупная фигура. Он работал поваром в ВВС и до сих пор каждый день одевался в военную форму. В будние дни это был летный костюм или одна из его боевых форм. Его чистая парадная синяя форма предназначалась для церкви и других официальных мероприятий. Сержант Джек очень гордился своей аккуратностью. Он заботился обо всем, что ему принадлежало. У него было два отдельных гаража на две машины и четыре автомобиля на участке - "Кадиллаки" и "Шевроле" середины века. Как и его ухоженный дом и сад, эти машины были нетронутыми.

Он родился в 1905 году в южной Индиане во времена Джима Кроу, когда быть чернокожим в Америке было чертовски опасно, а одно неверное слово или взгляд могли вызвать толпу линчевателей. Его родители были бедны, и с ним не нянчились в детстве. Его формальное образование закончилось в четвертом классе, когда ему пришлось устроиться на работу, чтобы содержать семью. Поэтому, когда я оказался в его доме, он передал мне то, чему научился. То,