— Даже плотоядность не может никому вменяться в вину, поскольку она возникла в ходе естественной эволюции! Однако же, различий, отделяющих так называемого человека от животных — его сородичей, почти не существует! Подобно тому как высокий индивидуум не может считать, что рост дает право ему пожирать тех, кто ниже ростом, так и наделенный несколько более высоким разумом не может ни убивать, ни пожирать тех, кто ниже по умственному уровню, а если уж он должен это делать (Выкрики: «Не должен! Пускай шпинат ест!»), если, говорю, должен, из-за трагического наследственного отягощения, то следовало бы ему поглощать свои окровавленные жертвы тайком, в норах своих и в самых темных закоулках пещер, терзаясь угрызениями совести и надеясь, что когда-нибудь сможет он освободиться от бремени этих непрерывных убийств. К сожалению, не так поступает Monstroteratus Furiosus! Он подло бесчестит останки, колошматит и шпигует, душит их и тушит, бьет и режет, развлекается этим и лишь потом насыщается в местах общей кормежки, глядя на прыжки обнаженных самок своего вида, ибо это усиливает его влечение к мертвечине. Необходимость же изменить это положение вещей, взывающее ко всей Галактике о мести, даже не приходит в его полужидкую голову. Наоборот, он напридумывал себе высшие оправдания, которые, разместившись между желудком, этим могильным склепом бесчисленных жертв, и бесконечностью, уполномочивают его убивать с гордо поднятой головой.

Чтобы не отнимать время у Высокого Собрания, ни буду больше говорить о делах и нравах так называемого человека разумного. Один из его предков подавал некоторые надежды. Был это вид Homo neanderthalensis. Им стоит заинтересоваться. Походя на современного человека, он имел больший объем черепа, а значит, и больший мозг, то есть разум. Собиратель грибом, склонный к раздумьям, страстно любящий искусство, кроткий, флегматичный, он, несомненно, заслужил, чтоб вопрос о его членстве сегодня рассматривался на этом Высоком Собрании. К сожалении», его нет в живых. Не может ли нам сообщить делегат Земли, которого мы имеем честь принимать здесь, что случилось с таким культурным и симпатичным неандертальцем? Землянин молчит, так я скажу за него: неандерталец истреблен целиком, стерт с лица Земли так называемым Homo Sapiens! Мало ему, однако же, было мерзости братоубийства, принялись вдобавок земные ученые чернить несчастную жертву, себе, а не ей, большемозгой, приписывая высший разум. И вот перед нами, в этом достойном зале, в этих величественных стенах, находится представитель Necroludentin, смекалистый в поисках смертоносных утех, изобретательный конструктор средств уничтожения, возбуждающий своим видом и смех и ужас, с которыми мы еле можем совладать; и вот видим мы тут, на доселе не запятнанной белой скамье существо, которое не обладает даже отвагой профессионального преступника, ибо свою карьеру, отмеченную следами убийств, неустанно приукрашивает фальшивыми названиями, ужасное истинное значение которых может расшифровать любой объективный исследователь звездных рас. Итак, Высокий Совет…

Из его двухчасовой речи я действительно улавливал лишь отрывки, но с меня и этого вполне хватало. Тубанец создавал образ чудовищ, купающихся в крови, и делал это не спеша, последовательно, открывая все новые, заранее разложенные на пюпитре ученые книги, анналы, хроники, а уже использованные швырял об пол, словно охваченный внезапным отвращением к ним, — будто даже страницы, где говорилось о нас, слиплись от крови жертв. Затем принялся он за историю нашей цивилизации, рассказывал об избиениях и резне, о войнах и крестовых походах, о массовых убийствах, показывал эстампы, демонстрировал на эпидиаскопе технологию преступления и пытки, древние и средневековые; когда же он обратился к современности, шестнадцать служителей подкатили к нему на подгибающихся от тяжести тележках кипы нового фактографического материала; другие служители или, верней, санитары ООП, передвигаясь на маленьких геликоптерах, оказывали тем временем первую помощь массам млеющих слушателей этого реферата, обходя лишь меня одного, в простодушной уверенности, что поток зловещей информации о земной культуре мне ничуть не повредит. А я где-то в середине этой речи начал, как на грани безумия, пугаться самого себя — будто средь этих окружающих меня уродливых, сранных созданий я один был чудовищем. Я уж думал, что эта страшная обвинительная речь никогда не кончится, но тут прозвучали слова:

— А теперь пускай Высокое Собрание ставит на голосование эту кандидатуру тарраканской делегации!

Зал застыл в гробовой тишине. Что-то шевельнулось рядом со мной. Это мой тарракаиин встал, чтобы попытаться опровергнуть хоть некоторые упреки… бндняга! Он засы́пал меня окончательно, стараясь убедить собрание, что человечество уважает неандертальцев как достойных своих предков, которые погибли абсолютно сами по себе. Тубанец сразу припечатал моего защитника одним метким, напрямик заданным мне вопросом: если назовут кого-нибудь неандертальцам, то как это воспринимается на Земле — как похвала или как оскорбительный эпитет?

Я думал, что все уже кончено, проиграно навсегда, что теперь я поплетусь обратно на Землю, как пес, у которого вырвали из пасти загрызенную им птицу; но под тихий шепот зала председательствующий, склонившись к микрофону, сказал:

— Предоставляю слово члену эриданской делегации…

Эриданин был маленький, серебристо-сизый и округлый, словно клубящийся туман, озаренный косыми лучами зимнего солнца.

— Я хотел бы спросить, — сказал он, — кто будет выплачивать вступительные взносы землян? Неужели они сами? Ведь взносы-то немалые: биллион тони платины — это нагрузка, с которой не всякий плательщик справится!

Амфитеатр наполнился гневным говором.

— Вопрос этот будет уместен лишь в том случаи, если предложение тарраканской делегации будет принято, — после некоторого колебания заметил председательствующий.

— С разрешения Вашего Галактичества! — возразил эриданин. — Я осмеливаюсь придерживаться иного мнения, и поэтому заданный мною вопрос подкреплю рядом замечаний, на мой взгляд весьма существенных. Во-первых, вот передо мной труд знаменитого дорадского планетографа, гипердоктора Враграса, и я цитирую его: «…Планеты, на которых жизнь спонтанно зародиться не может, отличаются следующими свойствами: а) катастрофическими изменениями климата в быстром переменном темпе (так называемый цикл «зима — весна — лето — осень»), а также еще более губительными, на большие отрезки времени (ледниковые периоды); б) наличием больших собственных спутников — их приливные влияния также имеют смертоносный характер; в) часто проявляющейся пятнистостью центральной или же родимой звезды, ибо пятна являются источником губительного для жизни излучения; г) преобладанием площади вод над площадью континентов; д) постоянством полюсного обледенения; е) наличием осадков в виде воды, жидкой либо затвердевшей…» Как видно из этого…

— Прошу слова по формальному поводу! — Тарраканин, оживленный новой надеждой, вскочил. — Спрашиваю: делегация Эридана будет голосовать за наше предложение или же против него?

— Мы будем голосовать за ваше предложение, но с поправкой, которую я и представлю Высокому Собранию, — ответил эриданин, после чего продолжил: — Уважаемый Совет! На девятьсот восемнадцатой сессии Всеобщей Ассамблеи мы