— Мой господин желает вам счастливого Нового года.

Он ошеломленно уставился на него и потом узнал, что в мире гайдзинов существует свой собственный календарь, совершенно непохожий на японский и китайский лунный календарь, который был единственным способом исчислять дни и месяцы с начала времен.

— Первый день нашего года, Сэрата-сама, — объяснил Мисамото, — приходится между шестнадцатым днём Первого месяца и двадцать вторым днём Второго месяца, в зависимости от луны. В этом году, Году Собаки, первый день, с которого начинается наше время праздников, приходится на восемнадцатый день Первого месяца. Это день, когда весь Китай говорит Кунг хей фат чой.

Весь обратный путь до Эдо на галере Ёси размышлял об этих людях. Большей частью он испытывал брезгливое отвращение — гайдзины были как чудовища в человеческом облике, которые спустились сюда со звезд, их мысли и представления лежали по ложную сторону инь и ян.

И все же, чтобы мы смогли выжить как страна, Ниппон обязательно должен иметь более крупные корабли, пушки и быть более могущественным, только так можно защититься от этого чужеродного зла. И на это время, подумал он, чувствуя прилив дурноты, сёгунат должен договориться с ними.

Они никогда не уйдут все до единого, по своей воле. Не эти, так другие придут, чтобы похитить наше наследие, китайцы, или монголы, или волосатые люди с сибирских ледяных островов, которые смотрят на нас, истекая слюной как голодные собаки, из отнятых ими у Китая портов. И всегда вокруг нас будут англичане. Как нам с ними быть?

Это было вчера. Прошлую ночь и сегодняшний рассвет он провел в глубоких раздумьях, почти не прикасаясь к еде, почти без сна, ощущая в добавление ко всему пустоту своей постели и своей жизни — ячейка его сознания, куда он поместил Койко, протекала по всем швам, как и ячейка с Андзё, с Огамой и всеми остальными. Много раз на протяжении своего пути сюда из Киото он задумывался о чистом клинке, чистоте и покое смерти, минута, час и день, выбранные с богоподобным могуществом — ибо, выбирая время своей собственной смерти, человек уподобляется богам: из ничего в ничто. Конец скорби, которая, как острая шинковка, перетирает тебя в лепестки боли.

Так легко.

Первый луч солнца проник через ставни, коснувшись его короткого меча. Он лежал рядом с постелью подле его длинного меча, оба на тщательно рассчитанном расстоянии, позволявшем мгновенно схватить их; его ружье тоже лежало там, заряженное, то самое ружье, которому он дал имя Нори. Короткий меч был их родовой реликвией. Изготовленный мастером-кузнецом Масумарой, он некогда принадлежал сёгуну Торанаге. Ёси видел старые, потертые ножны и сквозь них, в своём сознании, совершенство клинка. Он протянул руку и погладил кожу, потом пальцы его перебрались выше, к рукоятке, и остановились на застежке, прикрепленной к ней. Его отец специально заставил своих мастеров по изготовлению мечей сделать её, прежде чем преподнес этот меч ему, со всей церемонией, в присутствии узкого круга доверенных вассалов. Ёси тогда было пятнадцать, и он убил своего первого противника, потерявшего разум ронина, который появился в окрестностях их родового замка Орлиное Гнездо.

— Это должно напоминать тебе о твоей клятве, сын мой, что ты будешь носить этот клинок с честью, что ты воспользуешься только им, чтобы свершить сеппуку, что ты свершишь сеппуку, только чтобы избежать пленения на поле боя или если это прикажет тебе сёгун и Совет старейшин единогласно подтвердит его приказ. Все другие причины недостаточны, пока сёгунат находится в опасности.

Ужасный приговор, подумал он и откинулся на подушку, отдавшись на мгновение чувству безопасности, которое испытывал сейчас в этой комнате высоко в своих покоях в замке. Когда-то он знал здесь столько наслаждения. Его взгляд вернулся к короткому мечу. Сегодня потребность воспользоваться им была очень велика. В своём воображении он репетировал этот акт столько раз, что теперь все прошло бы так гладко, стало бы такой милостью и освобождением. Скоро Андзё пришлет своих людей, чтобы арестовать меня, это и послужит мне извинением…

Его острый слух различил звук шагов. Группа воинов шла по коридору: шаг был размеренный и твердый. Руки подхватили оба меча, и он встал в оборонительно-наступательную стойку.

— Государь?

Ёси узнал голос Абэ. Это ещё не означало, что все в порядке: Абэ мог стоять там с ножом у горла или Абэ мог быть предателем — после Койко под подозрением был каждый.

— Что такое?

— Человек по имени Инэдзин умоляет принять его.

— Вы обыскали его?

— Очень серьезно.

Ёси воспользовался веревкой, которую давно протянул от тяжелой, укрепленной двери, чтобы можно было отодвигать засов, не двигаясь с места.

За дверью ждали Абэ, Инэдзин и четыре самурая. Он расслабил напряженные мышцы.

— Входи, Инэдзин. — Абэ и четыре его личных телохранителя двинулись было следом. — Это не нужно, но будьте поблизости.

Его главный шпион вошёл и закрыл за собой дверь. Он заметил устройство засова, но ничего не сказал по этому поводу и сел на колени в десяти шагах от Ёси.

— Ты нашел Кацумату?

— Он будет в Эдо не позже чем через три дня, государь. Первым местом, где он появится, будет дом Глицинии.

— Это прибежище скорпионов? — Ёси ещё не захлопнул ловушку, расставленную для мамы-сан Мэйкин, стремясь узнать подлинные размеры заговора против него, прежде чем отомстить, — месть лучше всего смаковать в спокойном состоянии духа. А он пока ещё не успокоился. — Мы смогли бы захватить его живым?

Инэдзин улыбнулся странной улыбкой.

— Я сомневаюсь в этом, но позвольте мне изложить все по-своему, государь. — Он поудобнее расположил ноющее колено. — Сначала о гайдзинах: произошло то, на что мы надеялись и чего добивались с самого начала. Шпион из числа гайдзинов предложил их военные планы за деньги.

Внимание Ёси обострилось до предела.

— Не подложные?

— Не знаю, господин, но мне шепнули, что они содержат передвижения войск и кораблей. Цена была скромной, но и в этом случае чиновник бакуфу не стал покупать сразу, а начал торговаться, и продавец испугался. Имея Андзё во главе… — Сухой, потрескавшийся рот искривился от отвращения при этом имени. — Он бака, недостоин! Если голова сгнила, что уж говорить о теле.

— Я согласен. Глупо.

Инэдзин кивнул.

— Они опять забыли Сунь-цзы, государь: «Остаться в неведении относительно состояния противника, пожалев расстаться с несколькими сотнями унций серебра, является верхом нечеловеческого отношения». По счастью, осведомитель шепнул об этом мне. — Инэдзин извлек из рукава свиток и положил его на стол. Ёси вздохнул, довольный.

— Со ка!

— С помощью моего осведомителя я приобрел его для вас, в подарок, государь. Также с великим риском для моего осведомителя я подменил его фальшивым свитком, который бакуфу в итоге купят по низкой цене.