Купер ждал ответа. Чарльз медленно положил салфетку слева от тарелки.

– Я не ожидал, что стану тем, кто принесет вам дурные вести.

Юдифь наклонилась вперед:

– О Боже… кто-то из них заболел? Мадлен?

Наступило молчание. В памяти Чарльза вспыхнули те дни, когда Орри готовил его к вступительным экзаменам в Вест-Пойнт. Специально нанятый учитель-немец заставлял его читать Библию не только ради ее литературной ценности, но и ради ее священного смысла. Он вспомнил то место, которого тогда, в юности, не мог понять по-настоящему и понял только сейчас. Как и Господь перед распятием, он просил Господа, чтобы миновала его чаша сия.

– Чарльз? – едва слышно сказал Купер.

Чаша, конечно же, не миновала, и он сказал им то, что должен был сказать.

Стоя на коленях, Салем Джонс услышал какой-то шум за перекинутым через лиану глицинии одеялом, создававшим иллюзию уединения. Он отодвинулся от мрачной, пьяной белой женщины, которая мотала головой из стороны в сторону и требовала продолжения противным ноющим голосом. Он уже застегивал штаны.

Прихватив рубашку, Джонс обошел большой дуб, к которому привязал другой конец лианы. Дым и искры от вечерних костров поднимались к зимним звездам. Каффи сидел на своем любимом пне. Прямо как вождь черномазых в Африке, с отвращением подумал Джонс, но тут же отогнал эту мысль, чтобы она ненароком не отразилась у него на лице. Нужно было узнать, из-за чего поднялся такой шум.

Вокруг Каффи столпилось несколько человек, и двое из них одновременно пытались что-то рассказывать. Одним был Весельчак, который на пару дней уезжал в Чарльстон, чтобы, как обычно, разведать обстановку, а другим – молодой парень со светло-коричневой кожей; имени его Джонс не знал.

Бывший управляющий торопливо пошел к ним и на ходу услышал голос Весельчака:

– Харди выступил в поход. Я сам видел. Теперь в городе больше нет армии.

– Значит, защищать мой старый дом почти некому, – с задумчивой улыбкой проговорил Каффи. – Солдатики на помощь не придут. Этого я и ждал. Эй, Джонс… ты слушаешь?

– Да, сэр, – энергично закивал тот.

– Есть еще одна хорошая новость. Лон, – он ткнул большим пальцем в сторону мулата с фланелевой звездой на штанах, – видел утром в Монт-Роял одного старого приятеля. Кузена Чарльза.

– Вернулся домой, значит? Что, покалечили его в кавалерии Хэмптона?

Каффи вопросительно посмотрел на Лона.

– Ничего я такого не заметил, – замотал головой парень. – Только вот он шел пешком, без лошади был.

– Потому и вернулся, – кивнул Джонс.

На лице Каффи появилось мечтательное выражение.

– Когда-то мы вроде как друзьями с ним были. Рыбу вместе удили. На кулачках боролись опять же.

Он сплюнул в огонь. Стоявшие вокруг мужчины глупо ухмылялись и пихали друг друга, радуясь, что скучному безделью приходит конец. Каффи встал, сунул за пояс толстые пальцы и, выпятив вперед живот, важно, словно король, обошел вокруг костра. Джонса тошнило от этого невежественного болвана, но Каффи пощадил его и позволил присоединиться к банде в ожидании их следующего большого налета. Вероятно, ему следовало чувствовать благодарность за это, думал он, почесывая зудящую букву «Д» на щеке.

– Выждем еще день… может, два, – объявил наконец Каффи. – Пока не будем уверены, что солдаты точно ушли. – Он бросил взгляд на Салема Джонса сквозь прыгающие языки пламени. – А потом двинемся на Монт-Роял и сровняем его с землей. И ни одна тварь живой не уйдет.

– Молодой Чарльз может дать вам отпор, – опрометчиво заметил Джонс, нарушив всеобщую радость.

С лица Каффи мгновенно слетело веселое выражение.

– А я только этого и жду, – сказал он. – Может, мы еще разок сразимся напоследок, и кто кого одолеет, это уж я точно знаю.

Отправленный домой с раной в груди, Билли много спал. Он не проснулся и тогда, когда побледневшая Констанция принесла в библиотеку письмо, чтобы его прочитала Бретт.

– Это от Джорджа. Тебе лучше сначала присесть.

Новость о смерти Орри потрясла Бретт. Сидя в кресле, она вдруг почувствовала, как разом ослабели все мускулы и в какой-то момент стало нечем дышать. Констанция опустилась на колени рядом с ней, Бретт судорожно сглотнула, с трудом сдерживая слезы. Потом подняла два листка, зажатые в руке, в отчаянии махнула ими в воздухе и снова бессильно опустила на колени, молча качая головой.

– Я не понимаю, – произнесла она наконец. – Ведь Мадлен говорила – он остался в Ричмонде.

– Мы все так думали.

И тогда Бретт зарыдала в голос. Но больше всего Констанцию напугало то, что уже совсем скоро девушка внезапно перестала плакать и с застывшим лицом яростно уставилась на письменный стол. Констанция с ужасом поняла, что она смотрит на осколок метеорита, драгоценную реликвию Джорджа.

– Будь они прокляты! – воскликнула Бретт. – Будь проклята вся их болтовня, их драгоценные права и их генералы! – Она встала, пошатнувшись. – И их оружие…

Не успела Констанция опомниться, как Бретт схватила метеорит, чье значение понимали все в доме, резко развернулась и швырнула его в ближайшее окно. Со звоном разбив стекло, он приземлился на освещенную солнцем лужайку. «Джордж мне никогда не простит, – в панике подумала Констанция. – Надо немедленно его найти». Она тут же устыдилась своих мыслей, ведь сейчас намного важнее было поддержать сестру Орри.

Уронив письмо на пол, Бретт упала в кресло, скрестила руки на коленях и снова заплакала, низко опустив голову. Констанция с трудом разбирала слова сквозь рыдания.

– Я… Мне так жаль… Я найду… звездное железо… Я знаю, Джордж им так дорожит… Просто это… это…

Больше Констанция ничего не поняла.

На какой все-таки потрясающей женщине женился Билли, подумала она полчаса спустя. Смогла бы она сама держаться с таким же мужеством перед тем, что сейчас предстояло сделать Бретт?

– Нужно пойти к Мадлен, – сказала Бретт. – Она у себя в комнате?

– Да, хотела почитать, – кивнула Констанция. – Мне пойти с тобой?

– Спасибо, но, думаю, будет лучше, если я сама.

Бретт медленно прошла мимо стола. После десятиминутных поисков метеорит был найден садовником и возвращен на прежнее место, но она уже знала, что ненависть к этому предмету и ко всему, что он собой олицетворял, не пройдет до конца ее дней.

В коридоре она схватилась за недавно отполированные перила лестницы, чтобы не упасть, и посмотрела наверх. Перед глазами появилось лицо Орри, и к горлу подступили новые слезы, но она сдержалась и поставила ногу на первую ступеньку.

Ей показалось, что она поднималась целую вечность, еще никогда в жизни ей не приходилось совершать такого долгого и трудного путешествия. Наконец она повернула к комнате Мадлен, дверь была приоткрыта. Бретт увидела освещенный солнцем ковер; окна комнаты выходили на поросшие горным лавром холмы. Когда она постучала, ее рука дрожала.