Около пяти на веранде снова появился Купер, он был бледен и напряжен.

– Чарльз, тебе лучше зайти в дом.

В библиотеке, куда они пришли, Чарльз увидел Энди и какого-то двенадцатилетнего черного паренька, мокрого от пота и очень возбужденного.

– Это Джарвис, сын Марты, – сказал Купер кузену. – Расскажи еще раз, что ты видел, Джарвис.

– Целую толпу белых и негров на болоте, где-то в миле от поселка. Они шли в эту сторону.

– Сколько их было? – спросил Чарльз.

– Сорок. Или пятьдесят. С ружьями. Только они всю дорогу смеялись и веселились – никуда не спешили, видно. Один мужик у них – жирный такой, как папа енот летом. Так он ехал на старом муле, песни горланил во все горло и шутки шутил со всеми…

– Каффи, будь он проклят! – нахмурился Энди.

– Спасибо, – сказал Чарльз мальчику.

Купер тоже поблагодарил его, а потом вдруг сказал:

– Постой.

Сунув руку в карман, он достал монетку и отдал ее Джарвису, к восторгу ребенка. Чарльз поразился, насколько прочно сидят старые традиции даже в таком вольнодумце, как Купер. Девушка, которая бесшумно появилась в дверях библиотеки секунду назад, тоже это заметила и с презрением посмотрела на Купера, когда мальчишка убежал.

Чарльз почувствовал знакомое напряжение в позвоночнике, которое всегда появлялось перед хорошей дракой, и в то же время неожиданную бодрость и прилив сил. Ожидание наконец закончилось.

– Интересно, когда они будут здесь? – сказал Купер.

– Я бы на месте Каффи подождал до рассвета, когда мы уже устанем как собаки, карауля его всю ночь без сна. Так что надо притащить те две винтовки Хокена и все, что можно использовать для сражения.

Энди нахмурился, словно сомневался, позволительно ли ему тоже высказать свое мнение. И все-таки решился:

– Можно просто собрать вещи и уехать, мистер Купер.

– Нет, – решительно и спокойно ответил Купер, чем поразил Чарльза уже во второй раз. – Это мой дом. Монт-Роял построила моя семья, и я не допущу, чтобы он был потерян без борьбы.

– Полностью согласен, – кивнул Чарльз. – Правда, это не слишком умно, – устало улыбнулся он, – но я так чувствую.

– А остальные, значит, должны рисковать жизнью, чтобы спасти место, где вы годами относились к ним как к вещам? – громко сказала Джейн, все еще стоявшая в дверях.

– Джейн… – начал было Энди, делая шаг вперед, но она даже бровью не повела.

Купер бросил на девушку сердитый взгляд, но тут же взял себя в руки.

– Мы никого не принуждаем остаться, – сказал он. – Ни вас, ни своих людей.

– Но большинство останется, – сказал Энди. – Я останусь. В Монт-Роял есть и хорошее.

– О да! – воскликнула Джейн, хотя ее тон говорил об обратном.

Пройдя мимо Чарльза, она подошла к книжным полкам и провела пальцем по длинному ряду роскошных кожаных переплетов – темно-зеленых, синих, бордовых.

– Хорошее есть. Например, вот это. «Заметки о штате Виргиния» мистера Джефферсона. – Она с вызовом посмотрела на Купера. – Он записал кое-какие мудрые мысли по поводу рабства и рабов, и, если бы Юг к ним прислушался, вам бы сейчас не пришлось испытывать все это.

– Вы прочтете нам лекцию позже, мисс Джейн, – сказал Чарльз, пожалуй, с излишней резкостью, потому что в душе был согласен с ней. – Сейчас нам надо срочно собрать всех людей.

– И увести женщин и детей в одно безопасное место, – добавил Купер. – Энди, займешься?

Кивнув, Энди взял Джейн за руку и повел из библиотеки – слишком энергично, как ей показалось. Она вывернулась. Чарльз слышал, как они спорили, выходя из дома.

Купер бросил взгляд на вешалку со старым мундиром Орри, потом опустился в кресло и мрачно посмотрел на двоюродного брата:

– Похоже, дела плохи, да?

– Боюсь, что так. Их больше, поэтому лучшее, что мы можем попытаться сделать, – это использовать старый трюк индейцев равнин, о котором я узнал в Техасе… – Он хмуро осмотрел свою саблю, которую принес с веранды – одна из бронзовых нитей оплетки на рукояти порвалась, – а потом вдруг сообразил, что Купер все еще ждет объяснения. – Убить главаря, иногда этого бывает достаточно, чтобы остальные повернули назад.

Купер выпятил нижнюю губу:

– На мой взгляд, надежда весьма невелика.

– Так и есть. А ты что предложишь?

– Уложить вещи и бежать.

– Мне казалось, ты говорил…

– Говорил. Я действительно хочу спасти этот дом, и не только по сентиментальным причинам. Думаю, он нам понадобится, чтобы выжить после капитуляции. Если мы сбежим, то уж точно все потеряем.

– Значит, решено. Остаемся.

– Тебе не обязательно.

– Что?!

– Я серьезно, Чарльз. Ты пришел сюда, чтобы найти лошадь, а не для того, чтобы драться.

– Черт, кузен, да я только и умею, что драться! Я уже давно понял, что не создан для нормальной жизни.

Они пристально смотрели друг на друга; ни один ни другой не улыбался. Чарльз чувствовал тревогу и нетерпение. От прежней вялости не осталось и следа. Впереди его ждала битва, и он был готов к ней. Вдали снова крикнула ворона, другая тут же отозвалась.

Каждый раз, заслышав стук колес по Тринадцатой улице, Вирджилия бросалась к окну – и разочаровывалась. Почему Сэм так опаздывает? Что-то случилось дома?

Она в очередной раз задернула занавеску. Снаружи, над Нортерн-Либертис, сгущались февральские сумерки. Отдаленная деревушка, в которой Сэм купил для нее этот заново покрашенный аккуратный домик из четырех комнат, располагалась не в самом лучшем месте, но и не в самом плохом. На маленьком, огороженном изгородью из нового белого штакетника участке росли два огромных дуба.

Став любовницей конгрессмена, Вирджилия открыла в себе таланты, о которых еще год назад не могла и помыслить. Этим вечером дом был наполнен соблазнительными запахами жаркого из утенка. Вирджилия всегда ненавидела кухонные дела и никогда не была приличной кулинаркой. Но она училась. Ее любовник обожал хорошую еду и вино.

Кроме того, теперь она следила за собой постоянно, а не просто от случая к случаю. Сэму нравилось, когда женщина тщательно причесана и нарядно одета везде, кроме спальни. Перед сегодняшним его визитом Вирджилия потратила сорок минут на прическу, подбор духов и выбор туалета, остановившись на своем лучшем платье из бордового бомбазина, надетом поверх тугого корсета, который стройнил талию и увеличивал грудь.

А еще, к ее огромной радости, она стала для своего любовника кем-то вроде неофициального советника. Он обсуждал с ней дела конгресса и даже спрашивал ее мнения по определенным вопросам. На столе в гостиной лежала пачка густо исписанных листов – наброски речи, которую он собирался произнести на закрытом собрании одной из республиканских фракций через несколько дней после инаугурации. Он хотел использовать эту возможность, чтобы установить некоторую дистанцию между собой и президентом, и просил Вирджилию прочесть речь, чтобы узнать ее мнение.