Он обязан был суетиться, барабанить пальцами по перилам или на худой конец нервно метаться по комнате. Но не сидеть, словно памятник.

Элиссанда не могла отвести от него глаз.

Чтобы отвлечься, она поднесла к губам свой бокал. Она не слишком любило вино, равно как и все прочие спиртные напитки, но это оказалось вкусным и сладким, и бокал очень быстро опустел.

— День был долгим, — сказал Вир, стоя на пороге балкона. — Полагаю, я сегодня лягу пораньше.

Эго надо расценивать как приглашение в постель? Элиссанда почувствовала, что в животе все сжалось, хотя и не так сильно, как она ожидала. Вероятно, шампанское и сотерн сделали свое дело. Она, конечно, была испугана, но не паниковала.

— Вы не желаете попробовать торт? — спросила она, не зная, что еще сказать: «Спокойной ночи? Я скоро к вам присоединюсь?»

— Нет, спасибо. — Маркиз поставил пустой бокал и взъерошил волосы. Элиссанда считала, что у него каштановые волосы со светло-русыми прядями. Она ошиблась. Все было наоборот. У него были светлые волосы с несколькими каштановыми прядями. — Спокойной ночи, леди Вир.

И супруг исчез в ванной. Элиссанда налила себе еще бокал вина. Через несколько минут, когда она снова обнаружила, что бокал пуст, маркиз вышел из ванной, прямиком направился в одну из двух спален и закрыл за собой дверь.

Не прошло и минуты, как он вышел оттуда, схватил со стола бутылку виски и снова ретировался, не удостоив ее даже кивком.

Элиссанда оказалась в затруднительном положении. Нельзя сказать, что ей очень хотелось переспать с ним. Но, принимая во внимание то, как он смотрел на нее в Хайгейт-Корте и потом в экипаже, она даже не рассматривала возможность, что он совершенно проигнорирует ее в первую брачную ночь.

Нет, так не пойдет. Она не даст дяде такую отличную возможность объявить ее брак фиктивным и аннулировать его. Ему не удастся пойти в суд с заявлением о недействительности брачной церемонии и неосуществленном браке. Если захочет, пусть доказывает ее недееспособность.

А этот брак будет консуммирован. Немедленно.

Легче сказать, чем сделать.

Прошло полчаса, сотерна в бутылке больше не было, а Элиссанда так и сидела за столом одна.

Итак, чего она ждет? Брак не может быть консуммирован сам собой. Если муж не идет к ней, тогда она пойдет к нему.

Приняв твердое решение, Элиссанда не двинулась с места. Она была совершенно невежественна в вопросах взаимоотношения полов. И, откровенно говоря, перспектива нового телесного контакта с лордом Виром намертво приклеивала ее к стулу.

Придется огреть себя кувалдой — вызвать в памяти образ дяди: холодные глаза, орлиный нос, тонкие губы — таким он всегда являлся ей в ночных кошмарах.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Элиссанда встала и качнулась так сильно, что была вынуждена снова сесть. Дядя с неодобрением относился к употреблению женщинами крепких напитков, и до того, как леди Кингсли прибыла с гостями и собственными запасами спиртного, вино в Хайгейт-Корте к столу не подавали.

Она недооценила воздействие на собственный организм такой внушительной порции спиртного — три бокала шампанского и целая бутылка сотерна.

Ухватившись за край стола, Элиссанда снова встала, на этот раз соблюдая осторожность. Выпрямившись, она потихоньку двинулась вдоль стола, чувствуя себя неопытным альпинистом на склоне Монблана.

Противоположная сторона стола была ближе к спальне лорда Вира. Элиссанда встала так, чтобы быть спиной к столу, и постаралась убедить себя, что обязательно преодолеет десяти футовое, расстояние до двери.

Ей казалось, что она идет по воде. Неудивительно, что мужчины могут спотыкаться, когда выпьют лишнего. Как же можно не споткнуться, если пол то поднимается, то опускается, и все это без предупреждения!

Достигнув своей цели, Элиссанда радостно ухватилась за дверную ручку и привалилась к косяку. Что же это делается! Комната качается! Лучше войти, пока ей не стало еще хуже. И она повернула ручку.

Маркиз уже был в постели, голый выше пояса. Элиссанда заморгала, чтобы он перестал раскачиваться и расплываться. Кто же знал, что жидкость, вкусная и сладкая, как сироп, может подложить ей такую свинью!

В конце концов, супруг оказался в фокусе. По краям он еще расплывался, зато его грудь уже была видна довольно-таки четко. Боже, он, наверное, был «мускулистым христианином»[12], поскольку, безусловно, был мускулист, а его телосложение одобрил бы сам Микеланджело, ведь великий маэстро никогда не писал мужчин, не обладавших совершенной фигурой.

В руках он держал книгу. Книгу? Элиссанда смутно припомнила, что он назвал книгу отличным снотворным. Нет, не снотворным. Опием. Он использовал книги как опий.

Но сейчас это не имело значения. С книгой на коленях он выглядел почти интеллигентом.

И ей это понравилось.

— Милорд, — начала она.

Его глаза сузились. Или это снова оптический обман?

— Миледи.

— Сегодня наша первая брачная ночь. — Этот факт следовало ему напомнить. А вдруг забыл?

— Совершенно верно.

— Поэтому я пришла, чтобы угодить вам, — сообщила Элиссанда, сразу почувствовав себя храброй, послушной долгу и изобретательной.

— Спасибо, но в этом нет необходимости.

Что за глупости!

— Позволю себе заметить, что это совершенно необходимо.

— Почему?

Похоже, ей удалось его удивить.

— Конечно, для процветания нашего брака, сэр, для чего же еще?

Маркиз закрыл книгу и встал. Хм. А разве он не должен был встать, когда она вошла? Решить было трудно.

— Наш брак был поспешным и оказался шоком для нас обоих. Мне не хочется навязываться вам, когда все произошло так быстро... и странно. Вам не кажется, что мы должны двигаться вперед медленнее?

— Нет. — Элиссанда так энергично затрясла головой, что едва не потеряла равновесие. — У нас нет времени.

Вир окинул супругу сардоническим взглядом.

— У нас впереди целая жизнь — во всяком случае, так сказал священник.

Ей следует впредь с большой осторожностью употреблять сотерн. Оказывается, у нее проблемы не только со зрением, но и с речью. Язык почему-то стал толстым и неповоротливым. Элиссанда сформулировала в уме в высшей степени аргументированное объяснение важности консуммации брака, но не могла заставить свои челюсти разжаться. Они не желали двигаться.

Склонив голову набок, она улыбнулась, причем не потому что должна была, а потому что ей так хотелось.