друг другу сообщения: «Понюхай меня», – чтобы одновременно нюхать запах друг друга. Еще он подозревал, что у них всегда открыт телефонный канал друг с другом, даже когда они не разговаривают, просто чтобы слышать, что оба живы и дышат. Если Симон случайно встречал Сигрид в магазине, она нередко цитировала слово в слово то, что он обсуждал с Индриди с утра. Симон пытался не раздражаться на них, напоминал себе, что они вообще-то славные ребята, их не в чем упрекнуть, но все равно Индриди и Сигрид были слишком жаркие, и во всем их поведении сквозило что-то отчаянное, обреченное.

– Я бы поступил так, как велит научный расчет, – сказал Симон. – По статистике любовь вроде твоей живет самое большее пять лет и семь месяцев. Статистику не перешибешь. Когда проект «ВПаре» достигнет завершения и весь мир сольется воедино, любовь будет молоком течь поверх границ, а все войны и противоречия уйдут в песок. Но для этого от каждого потребуется сделать усилие.

– Я не хочу ее отпускать никогда, – сказал Индриди. – Без нее я и часа не проживу.

«Философский аргумент не подошел?» – подумал Симон. Он наблюдал за Индриди; тот поднес указательный палец к носу, понюхал и засунул в рот. Симону стало дурно. Вот сейчас ему точно пришло сообщение: «Понюхай меня и полижи». Симон отпил еще пива и продолжил наступление:

– Я твой друг, и я бы никогда не посоветовал вам разойтись, если бы не знал, что это пойдет вам обоим на пользу. Ведь предложение для новых клиентов действует только до конца года, а потом цена вырастет. И что будет, если ваша любовь наконец угаснет и вы захотите встретить свою идеальную пару? Прогадаете на сотни тысяч.

– Для меня Сигрид бесценна, – возразил Индриди и покачал головой. – Любовь в деньгах не измеришь.

Симона перекосило с досады. Денежный аргумент не сработал. Философский тоже провалился. Он сделал глубокий вдох и ухватился за последнюю соломинку: сочувствие Индриди к обиженным судьбой.

– Я только надеюсь, что он это переживет, – сказал он.

– Кто?

– Я надеюсь, что у того, кого впарили Сигрид, окажется сильный характер. Но заранее же никогда не знаешь…

– Чего не знаешь?

– Понимаешь, – сказал Симон осторожным тоном, – некоторые в такой ситуации не готовы дальше жить, ты это должен осознавать… Суицид.

Индриди уставился на остатки ржанбургера. Симон серьезно взглянул на него:

– Я бы так не говорил, если б не знал, что это вам обоим на пользу. Если вторая половинка твоей Сигрид уйдет из жизни, а тебя вскоре после этого рассчитают, начнется кошмарная цепная реакция. Подумай хорошенько, дружище Индриди. Это не игра. Пойми, чем это может аукнуться.

Индриди молчал и думал, но вдруг неожиданно взвизгнул:

– Не забудь про встречу, Симон!

Симон взглянул на часы.

– Спасибо. Я чуть было не забыл. Надо бежать. Увидимся! – И Симон поспешил прочь по коридору.

– Ты не мог бы мне одолжить немного? – закричал Индриди ему вслед.

– Извини, я без гроша в кармане! – ответил тот и скрылся из виду.

Индриди стал обдумывать свое положение. «Кошмарная цепная реакция».

Он остался сидеть за столом, не понимая, что ему делать. Ему захотелось заглянуть в «Печальку» и получить подтверждение, что все идет так, как должно, но он посмотрел на людей на лавочках вокруг соседнего сквера и удержался… Там всегда обретались жертвы «Печальки», одержимые мрачными историями, которые она им создавала. Те, кто уходил в «Печальку» глубже всех, тратя на нее все свои деньги, предельно остро осознавали, что могло бы случиться, а отсюда – и что еще может случиться. Поэтому они ходили, держась за стену, чтобы как можно меньше влиять на мир вокруг, тщательно обдумывали каждый поступок и испытывали приступы паники всякий раз, когда нужно было принять решение или изменить курс, потому что буквально каждый шаг мог привести к концу света. Потом, когда эти люди просматривали свою жизнь через «Печальку», всегда становилось ясно, что все до единого их решения (обычно принятые после пары часов обдумывания) оказывались верными: «Хорошо, что я надел красные штаны, иначе меня бы уже не было на свете. Хорошо, что я во всем поступал с осторожностью, тщательно продумывал свой выбор, говорил потише, не раскачивал мир и заглядывал в “Печальку”».

Хотя те, кто подсаживался на «Печальку», пытались как можно меньше влиять на мир, именно они бросались в глаза больше других. Взять, например, ту женщину, что все время сидела на остановке на площади Лайкьярторг и ждала автобуса, но отказывалась садиться в него, когда он подъезжал. Она всякий раз останавливала себя и думала: «А вдруг он увезет меня на верную смерть». Тогда она решала сесть на следующий, потом на следующий, и наконец так и осталась сидеть на остановке, иногда просила бездомных угостить ее пивом и все время открывала «Печальку», которая тут же выводила ответ: «Да, все автобусы до последнего увезли бы тебя на верную смерть».

Канатоходцу нельзя смотреть вниз, иначе он потеряет равновесие. А эти люди смотрели вниз все время. Они глядели в бездну и теряли равновесие. Индриди почувствовал, что сам вот-вот утратит равновесие, и убедил себя не смотреть вниз. К столу подошел официант. На нем были черная мантия и парик. Индриди сидел и удивленно смотрел на него, а тот нависал над ним, как английский судья.

– Мне нечем заплатить. Можно отработать мытьем посуды? – спросил Индриди.

– К сожалению, мытье посуды сейчас не предоставляем, – ответил официант строго. – Можете отработать ревуном. Десять раз сбросим на вас рекламу ржанбургера.

«Вот дерут», – подумал Индриди и сделал встречное предложение:

– Может, один раз зарядите на ревушку?

– Эпилептический припадок с текстом в пятничный прайм-тайм, – отрезал тот.

– Припадок с текстом? – переспросил Индриди.

– Редкая и эффективная форма ревушки. Накрепко вбивает текст в память аудитории.

Индриди нехотя согласился на эти условия. Значит, в какой-то момент в пятницу у него случится приступ судорог где-нибудь в людном месте, и его рекламный текст крепко отпечатается в памяти всех присутствующих: «У ВАС ТОЖЕ БУДЕТ ПРИПАДОК, ЕСЛИ ВЫ ПРОПУСТИТЕ АКЦИЮ НА РЖАНБУРГЕРЫ ОТ THE THING!»

Когда Индриди пришел домой, Сигрид была не в духе. Свой обеденный перерыв она потратила на перепалку с разъяренным соседом из-за громкого шума, который сегодня доносился из их квартиры.

– Ты поставил музыку на полную громкость и пропал! Я уж подумала, ты умер или что-то вроде того! Ты о чем вообще думал?

– Я встречался с Симоном, мы обедали.

– А почему меня не предупредил?

– Симон сказал, что сам тебя предупредил.

– Ничего я не знала. Так бы на