Индриди хотел рассказать ей, что с ним приключилось. Что теперь он ревун и может ни с того ни с сего начать выкрикивать какую-нибудь ерунду; но не успел он начать, как его снова повело петь «Майскую звезду» Лакснесса:

– О КАК БЛАГОСТЕН ШАГ ТВОЙ!..

Индриди прикусил язык, побежал со всех ног в туалет и заперся там, но песня все равно прорвалась. Сигрид только глазела ему вслед.

– Ты что, выпил?

Индриди нажал на слив, но его голос перекрикивал шум воды:

– Ныне тяжкое время для рабочих людей!

Сигрид заколотила в дверь:

– Что происходит?

– Общенациональная неделя песни с понедельника, пойте и радуйтесь! – проскрипел он сквозь стиснутые зубы.

Со всех сторон на Индриди и Сигрид сыпались удары, давление не ослабевало, а капля, как известно, камень точит. Индриди непрерывно пел на работе, и его отправили в неоплачиваемый отпуск. Сигрид пришлось отработать десять ночных смен подряд, потому что «коллеги приболели», так что у них с Индриди не было времени быть вместе и порождать слова. Сигрид приходила домой под утро усталая и засыпала, а Индриди как раз просыпался: весь как бы замшелый, изо рта пахнет.

Когда Сигрид на ночном дежурстве начинала подпевать незнакомой приятной песне по радио, это чаще всего оказывалась «заявка от Пера Мёллера». Когда она восхищалась игрой своего любимого актера, над его лицом появлялся комментарий: «любимый актер Пера Мёллера». Согласно истории просмотров, Пер, как и Сигрид, смотрел все его фильмы минимум по два раза.

Индриди, конечно, всего этого не видел, ведь медиа-программа подавалась прямо в глаза зрителям. А Сигрид перестала упоминать в беседе с ним рекламу Пера Мёллера, потому что Индриди, как только слышал это имя, приходил в бешенство, так что Сигрид едва узнавала его. Теперь она проводила много времени, изучая профиль Пера на «ВПаре», потому что в нем были собраны ссылки на все то, что было интересно ей самой. Она не знала, что каждый раз, когда она открывает его страницу, Индриди приходит сообщение:

[сигрид просматривает профиль пера мёллера. узнал от друга, он сисадмин. подумал, что надо тебе сказать. с дружеским приветом симон.]

Индриди казалось, что его бьют под дых, вонзают кинжал в спину или загоняют иглы под ногти. Он корчился и мучался.

[все еще смотрит его страницу. с дружеским приветом СИМОН.]

А Сигрид казалось, что это все совершенно невинно, потому что она не читала про самого Пера и не могла с ним связаться, как и он с нею, без посредничества «ВПаре».

Индриди ходил как на иголках. Всякий раз, когда он открывал рот, из него могла политься какая угодно чепуха. Каждый раз, возвращаясь домой, он мучился страхом, что Сигрид уехала на север для завершения расчетов.

– Сигрид! Ты дома? – прокричал он с порога.

– Я тут, Индриди.

Индриди зашел в квартиру и почувствовал вкусный запах выпечки. Сигрид была на кухне и что-то пекла; сердце у него подпрыгнуло от радости. Она сидела на кухне, только что из ванной, волосы собраны в пучок. На ней было старое некрасивое платье, бюстгальтера не было, руки перепачканы мукой. Индриди осторожно дотронулся до ее руки и нежно поцеловал в шею.

Она улыбнулась, бросила ему взгляд украдкой и подставила губы для поцелуя, но тут из него изверглось:

– Классное платьице! Молодец, такое четкое платьице купила!

Сигрид странно посмотрела на него.

– Ты что, издеваешься?

– А, теперь вспомнил, – ответил он. – Я уже и забыл, что оно у тебя есть.

– Ты его много раз видел. Я его надеваю, когда пеку или вожусь с чем-то.

– Да, теперь вспомнил, – повторил Индриди и неловко улыбнулся.

В платье был чип, размером с мозг бабочки, с прошивкой на пять комплиментов через ревунов. Но они оставались неиспользованными, ведь Сигрид никогда не надевала его на улицу. Так что через час, когда Индриди снова вошел на кухню, он завопил:

– Классное платьице! Молодец, такое четкое платьице купила!

Сигрид подскочила от страха и посмотрела на него с ненавистью, но через два часа все это забылось. Они приготовили еду, смеялись над какой-то нелепицей, а ужин завершился долгим поцелуем. Индриди снял с Сигрид платье, и оно упало на пол. Когда она стала расстегивать молнию на его брюках, Индриди случайно наступил на платье и раздавил крошечный электронный мозг. Тут же он ощутил всю мощь сигнала. Он сжал челюсти, покраснел, от усилий у него на глазах выступили слезы. Текст сообщения давил на его речевые центры сильнее и сильнее, голова раскалывалась, и в конце концов он стал выкрикивать: Классное! Платьице! Молодец! Такое! Четкое! Платьице! Купила!!!

Зазвонил телефон: Сигрид вызывали на внеплановое дежурство. Она ушла, не прощаясь. В защитной стене, которую выстроили вокруг себя Индриди и Сигрид, стали появляться трещины, и хотя оба притворялись, что не заметили этого, они уже были вместе ровно пять лет и семь месяцев.

Я бы увял

«Семечко увядает», – подумал Лавстар. Он огляделся. Сердце бешено колотилось в груди. «Но ему нельзя увядать», – думал он дальше, но боялся пошевелиться. Боялся дышать на семечко. Боялся встать и принести каплю воды. Он посмотрел на свои руки, сомкнутые вокруг семечка. Они были старые. Небо озаряли звезды, но он закрыл иллюминатор шторкой, чтобы не смотреть на новые и новые похороны от LoveDeath.

Его организм отторгал LoveDeath. Так было со всеми плодами его идей: как только они воплощались, он не хотел иметь с ними ничего общего. Он числился председателем совета директоров, то есть первым человеком в LoveDeath, но ему становилось понастоящему дурно каждый раз, когда приходилось уделять этому подразделению лишнее время. Он вынашивал LoveDeath пять долгих лет, и за это время смерть росла в его голове, пока не осталось места ни для чего больше. Он объездил весь мир в поисках специалистов и недорогих бывших в употреблении ракет. Но найти правительства, которые хотели бы или имели бы право отдавать за рубеж такую технику, оказалось нелегко.

В подземных комплексах в недрах Уральских гор находились тысячи неиспользуемых пусковых шахт и межконтинентальные ракеты времен Холодной войны. Они просто лежали, и многие уже начали разрушаться; как утверждалось, ядерные заряды из них были давно извлечены. Эти ракеты были довольно небольшие, и их можно было легко переоборудовать под транспортировку умерших рок-звезд.

В болотах Флориды ракеты лежали словно плавник после нескольких ураганов; большинство поросло зеленью и, судя по всему, уже не годилось для полетов – но для LoveDeath они могли стать