Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше всего на свете ей сейчас хотелось окунуться в микву с головой, ведь, как писал раби Нахман в книге «Ликутей Моаран», длительная задержка дыхания в микве смягчает приговоры, наложенные на семью. Но сегодня у неё не было возможности поехать в микву – ведь Боря запретил ей выходить из дома. Зумруд предпочитала подчиниться, хоть и понимала, что тем самым потакает его безумию. Но если она ослушается, он позвонит знакомому полицейскому, который приведёт её домой в наручниках. Такого позора она не вытерпит. И пока она не придумала, как поступить, она делала вид, что слушается. А он порой не выходит из дома сутками, дожидаясь, пока не «рассеется туча»…
Зумруд уже собиралась войти в дом, чтобы уединиться на молитву, как ей навстречу выбежал встревоженный и испуганный Николай, а вскоре во двор вышел и Боря. Не заметив Зумруд, он прошёл с ружьём в сад и стал стрелять в воздух. Зумруд бросилась за ним, но он велел ей срочно идти в дом. Зумруд бросилась на колени и, не в состоянии сдерживать рыданий, читала молитву об исцелении. Лишь когда в ворота стали колотить соседи, испуганные стрельбой, Боря очнулся. Зумруд побежала к воротам, чтобы успокоить соседей, но никак не могла сдержать дрожь в руках и в голосе, поэтому через закрытую калитку выкрикнула им, что у них гостят внуки, которые решили поразвлечься салютами, и соседям нечего бояться. Когда Зумруд вернулась в дом, она решила прямо сейчас поговорить с сыном – пусть он увидит, как пугает окружающих его поведение. Она совсем не была уверена в том, что это поможет, но хотела хотя бы попытаться. Поскольку Борис запретил ей входить в его домашний кабинет, она постучалась. Никто не ответил, поэтому она сказала:
– Боря, мне надо с тобой поговорить. Можно мне войти?
Но ответа не последовало. Тогда Зумруд нажала на ручку – и дверь поддалась. Зумруд заглянула, но сына не увидела. Она не была в его кабинете больше года и поразилась изменениям. Если раньше белые стены украшали фотографии семьи и самого Бори с разными политическими и религиозными деятелями, известными футболистами и бизнесменами, то сейчас на стенах не было ни одной фотографии, а вместо этого висели ружья и кинжалы, а также – к ужасу Зумруд – многочисленные черепа и чучела африканских животных. С опаской Зумруд вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Если Боря сам ей ничего не рассказывает, то она попробует поискать ответы на свои вопросы – ещё не вполне сформулированные – сама. И пусть он потом её ругает – от этого она не умрёт.
Зумруд долго дёргала дверцы шкафов и выдвижные ящики в кабинете Бориса, пытаясь найти хоть какую-то информацию о том, что у него внутри, но тщетно. Все ящики были надёжно закрыты от посторонних глаз ключами, с которыми Боря, по всей видимости, не расставался никогда. Значит, ничего ей не разузнать… Зумруд решила, что всё-таки попробует найти Борю и поговорить с ним, как услышала шаги. Неужели это он вернулся – и сейчас обнаружит её? Не успела Зумруд придумать оправдания своему вторжению, как услышала звонкий голос. Зоя.
– Бабуля, я дома. Ты где?
Зумруд на цыпочках просеменила к двери кабинета и шёпотом позвала Зою.
– Тсс, – сказала она, – иди сюда.
– Что ты там делаешь? – прошептала в ответ Зоя. – Дядя Боря в курсе?
– Нет, – ответила Зумруд, – он в бункере… сначала стрелял, а потом закрылся. Наверное, надолго…
– А что ты делаешь в его кабинете?
– Зоя, я не хотела тебя обременять взрослыми проблемами… не знаю, могу я тебе это говорить…
– Да ладно, бабушка, давай выкладывай. Я не ребёнок же ведь.
– Ну хорошо. Судя по всему, Боря болен… Я не знаю, что с ним происходит и почему. Я хотела бы найти тайник к его душе, подумала, что если я узнаю, что у него на уме и чем он живёт, я смогу лучше его понять и лучше ему помочь. Но он закрыл свою душу на прочные замки, как и эти ящики. А ключ, наверное, где-то там у него спрятан. В туфлях или в потайном кармане. Мы не откроем их сами, надо взламывать.
– А ты думаешь, что мы можем ему помочь, узнав его тайны?
– Мы хотя бы сможем понять, где его проблема.
– Ну ладно, – прошептала Зоя. – Закрой дверь на ключ. Если он увидит, что мы в его комнате шарим, он нас прибьёт. А так подумает, что сам закрыл, и пока будет искать ключ, мы незаметно выпорхнем.
Пока Зумруд закрывала дверь, Зоя прошла к книжному стеллажу и, выдвинув «Дон Кихота», раскрыла его на середине. Зумруд ахнула, когда увидела крохотный ключик – такими обычно закрывают чемоданные замки. Потом Зоя подошла с этим ключиком к другому стеллажу и выдвинула «Робинзона Крузо». За ним проглядывался вбитый в стену маленький сейф. В этом сейфе, как она недавно узнала, дядя Боря хранил связку ключей от фабричных помещений, доступ к которым был ограничен тремя людьми. Он на днях рассказал ей об этом – на крайний случай. Увидев встревоженную, раскрасневшуюся бабушку со взглядом загнанного в угол зверя, она подумала, что ей надо дать то, что она ищет. Ведь если она убедится собственными глазами, что дядя Боря ничего от неё не утаивает, она обретёт покой.
В тайнике действительно оказалась связка фабричных ключей, но больше ничего не было. На каждом ключе была отметка, к какой именно двери он относится. Просмотрев все надписи, Зоя пожала плечами. Только один ключ в этой связке был не фабричный, словно взятый из детской загадки «найди лишний предмет». Зоя подумала, что этот ключ выглядит подозрительным, и ради интереса попыталась отворить им дверь платяного шкафа. К её удивлению, ключ подошёл, дверь открылась… Внутри не оказалось ничего, кроме висящего во всю ширину старомодного чёрного платья с блёстками. Оно было заботливо убрано в прозрачный чехол.
– Женское концертное платье, – констатировала Зоя. Зумруд тяжело вздохнула.
Когда Зоя уже собиралась закрыть дверь, платье дёрнулось, и за ним, прямо в углу, Зоя заметила старую коробку с улыбающейся на ней смуглой израильтянкой; она белоснежными зубами вгрызалась в плитку чёрного шоколада. По её щекам текли слёзы радости. «Sweet dreams sugarfree» – гласила надпись. Зоя осторожно, чтобы не повредить ветхий картон, выдвинула коробку. Она присела на корточки, открыла коробку и чихнула. Запах был как в библиотеке, где хранились старые книги. Их давно уже никто не