Я чуть не фыркнула.

А вот не надо все на котов и кошек валить. Милейшие, между прочим, создания, невзирая на цвет их шерсти. И кто только выдумал, что черные коты — это непременно к беде? Если вам вдруг такое скажут — не верьте. Кот в доме — это счастье, хотя порой и довольно беспокойное.

— В общем, — продолжил блондин, — шеф посчитал, что наш учитель оплошал и вместо того, чтобы подать ему руку, отпрыгнул сам. Вроде как себя спасал, вместо того чтобы помочь старому другу. Раньше-то они общались тесно, семьями дружили, а тут впервые крепко поругались. Даже какое-то время не разговаривали. И обсуждать это вслух тоже было запрещено. А вскоре Дэврэ и вовсе пришлось уволиться, потому что наш мудрый и справедливый шеф стал по-настоящему невыносимым. Придирался, орал, требовал подчинения… одним словом, сделал все, чтобы Дэврэ ушел. И тот действительно ушел. Не стал ни спорить, ни что-то доказывать. А спустя месяц Торнтэ внезапно умер…

— Что, вот так просто? — не поверила я. — Взял и умер, как обычный человек?

— Нет, конечно. Но то касание к кругу даром для него не прошло — вскоре после возвращения в столицу у него развилось МВИ.

Магически вызванное истощение⁈

Я читала о таком, да и на кафедре целительства нам это преподавали.

МВИ — довольно редкое, но неизлечимое состояние, которое вызывается тяжелым перенапряжением магического дара.

Я знаю. Я читала: у милорда Даррантэ старшего тоже было такое заболевание! Если я правильно помню из тех сведений, которые успела накопать, милорд в свое время долго служил и многократно находился на острие магических атак. В отличие от сына, магия его больше имела защитную направленность, нежели боевую. Поэтому щиты милорда еще во время службы подвергались нешуточной нагрузке. А когда он вышел в отставку, это его подкосило, поэтому вскоре после рождения сына он начал сдавать, затем ослаб, похудел… и на протяжении двух лет продолжал неумолимо угасать, поскольку состояние мага очень тесно связано с состоянием его магического дара. И если тот окончательно угаснет, маг непременно умрет.

— Увы, — кивнул теневик. — Мы поначалу даже не поняли, почему он вдруг стал таким нетерпимым, а заодно принялся стремительно терять интерес к работе. Сперва начал уходить пораньше. Потом принялся перекладывать на нас свои дела. А однажды он как-то снял при мне свой китель, я увидел, как быстро он исхудал. Вот тогда-то мы и забили тревогу. И тогда-то лаэрн наконец признался, что после дела Дарми все время чувствует себя неважно, а на расследования перестал выезжать, потому что у него ноги начали дрожать от слабости.

Я ненадолго задумалась.

Что ж, кое-что начало проясняться, хотя один-единственный месяц для МВИ — это чрезвычайно мало. Семья Даррантэ почти два года боролась с тяжелым недугом. Наверняка потратила кучу средств на поиски несуществующего лекарства. Но дар, если начал угасать, никогда больше не воскреснет. Поэтому спустя два года мучений милорд Даррантэ все-таки умер. А маленький Кайрон, которого все эти годы не баловали вниманием ни страдающий от болей отец, ни убитая горем мать, которая к тому же должна была воспитывать еще и младшую дочь, надолго оказался предоставлен сам себе. Так что даже удивительно, что личная тень у него не появилась на год ли два раньше.

А еще я подумала, что, пожалуй, уже не считаю леди Амелию эгоистичной стервой. Оставшись одна, вдосталь хлебнув горя с мужем, она отчаянно не хотела лишиться еще и сына с дочерью. Дети — единственное наследие, которое у нее осталось от безвременно ушедшего супруга. Неудивительно, что, не сумев справиться с одной болью, она была просто не в состоянии бороться еще с одной.

— Все произошло очень быстро: лаэрн Торнтэ сгорел за несколько недель, — тем временем уронил Ториус. — Учителю он запретил об этом говорить. И даже письменно закрепил свою волю, потребовав, чтобы старого друга даже к гробу не подпускали. Мастер Дэврэ, когда узнал, специально ходил к нему домой, хотел поговорить, объяснить, однако леди Далия Торнтэ его даже не порог не пустила, а после похорон во всеуслышание заявила, что это он виновен в смерти ее мужа. После чего стала сущей затворницей и еще через полгода тоже умерла, не справившись с поразившим ее горем.

— Это ужасно, — едва слышно уронила я, не в силах представить, как тяжело учитель должен был переживать смерть коллеги и друга.

Примерно год назад я тоже заметила, что он отдалился от учеников и все реже начал проявлять заинтересованность во время занятий. Он стал задумчив. Рассеян. Частенько отвечал невпопад. Правда, количество учебных часов не сократил, а, наоборот, расширил. Однако ни разу не поделился с нами тем, что же его так гнетет.

И вот теперь я наконец-то узнала, почему.

— Простите, лаэрн Ториус, — окликнула я мага, когда тот поднялся и собрался уходить.

Он обернулся.

— Просто Ториус… можно и на ты… вы хотели еще о чем-то спросить, миледи?

— Можно просто Алания, — решила не оставлять такой жест доверия без внимания я. — Но да. У меня еще есть вопрос. Скажи, пожалуйста, тебе знакома эта вещь?

Когда я подняла со стола листок с ритуальной чашей, маг, не задумываясь, кивнул.

— Да. Эту штуку я видел в пещере Дарми.

— А на последнее дело… то, на складе, где коллеги из магнадзора нашли еще один ритуальный круг, ты тоже выезжал?

— Нет. Учитель сказал, что Тори и Люси будет вполне достаточно. Да и пора им уже самим отвечать за то, что происходит во время расследования.

— Странно, что учитель сам не обратил на это внимания… — пробормотала я, когда вспомнила, что в хранилище была не одна. — Это же так очевидно.

— Что именно?

— Да то, что чаша в обоих ритуалах… в том, год назад… и в том, следы которого мы недавно нашли… была использована одна и та же!

У теневика неуловимо изменилось лицо.

— Этого не может быть.

— Может! Чем хочешь поклянусь — их невозможно перепутать! Но как учитель мог этого не заметить⁈

Ториус едва заметно нахмурился.

— В пещеру учитель и лаэрн Торнтэ пришли уже после того, как мы составили опись и вынесли часть улик. Дарми был связан и обезврежен. Ну, нам тогда так показалось… хотя на самом деле он просто ждал подходящего момента. И, наверное, специально начал ритуал