порт Гаваны с благословления Испанской короны начал принимать корабли под иностранными флагами, оказалось, что время для этого подобрано как никогда благоприятное: именно в этом году тринадцать американских колоний провозгласили свою независимость от Британии – и Соединенные Штаты Америки стали важнейшим торговым партнером Гаваны. Присоединение Испании к Франции и к американцам, восставшим против Британии, несомненно, содействовало коммерческим контактам Кубы и США. Богатство, накопленное в ходе этой торговли, потекло в ныне оживленное плантационное сельское хозяйство Кубы6.

Сахарное производство, сыгравшее свою роль в ослаблении имперских меркантилистских привычек и тем самым позволившее сделать международные торговые контакты более интенсивными, в оставшейся части XVIII века пережило больше инноваций, чем за два предыдущих столетия. Нельзя сказать, что этому времени не предшествовал никакой прогресс – многие меры, предпринятые для того, чтобы минимизировать экологический ущерб от производства сахара на Барбадосе, доказывают обратное7. По-настоящему новым было представление о том, что знание не обязательно должно быть получено путем непосредственного впечатления о том или ином процессе или предмете; публикации, посвященные лучшим методам научных исследований – и даже их применению – нашли своих увлеченных читателей. Например, работа Уильяма Белгроува «Трактат о земледелии и насаждении растений» (1755) перепечатывалась целых семь раз8. Рос профессионализм – помимо прочего, и потому, что многие из богатейших сахарных плантаторов в Вест-Индии и на Французских Антильских островах учились в европейских или американских институтах, а некоторые из них стали учеными-любителями9.

Движущей силой инноваций были растущие цены, которые плантаторам приходилось платить за африканских рабов, а также сокращение чистой прибыли, увеличивающийся спрос на сахар в Европе и, конечно, надвигающийся запрет на работорговлю. Сочетание этих факторов изменило расчеты плантаторов, начавших в какой-то мере проявлять озабоченность здоровьем своих рабов10. Конечно же, результаты многих медицинских исследований, проведенных врачами на плантациях, были искажены предрассудками белых людей – например, в высокой смертности детей на плантациях исследователи обвиняли их матерей-рабынь11. Особенно авторитетным стал труд Джеймса Грейнджера «Очерк о вест-индских болезнях», опубликованный сразу после Семилетней войны. В нем звучала настоятельная просьба к плантаторам организовать еженедельную проверку пальцев и ступней рабов, не допуская распространения паразитов. Грейнджер исследовал способы лечения от различных видов глистов и возмущался тем фактом, что рабам приходилось ходить босиком, особенно если у них на ступнях или лодыжках были язвы12.

Значительного прогресса в лечении болезней на плантациях Вест-Индии удалось достичь в 1760-х годах путем внедрения практики вариоляции, позволяющей бороться с оспой. Примерно на рубеже XVIII–XIX столетий вакцинация от этой болезни, проводимая по методу Дженнера, должно быть, началась на Кубе и была частью глобальной миссии по вакцинации, которая осуществлялась по велению испанского короля и затронула другие части испанской колониальной империи – материковую Латинскую Америку и Филиппины. По всей вероятности, это привело к значительному снижению смертности – в дни прежних эпидемий от оспы умирало примерно 10–20 % новоприбывших рабов из Западной Африки13.

Ряд инноваций в инфраструктуре и управлении, а также крупные вложения средств тоже резко увеличили производство сахара. Плантаторы в Сан-Доминго осуществляли ирригационные работы, а голландцы строили дамбы и дренажные системы в Голландской Гвиане (включавшей в себя территорию современного Суринама и некоторые другие), что позволяло им эксплуатировать плодородные болота, использовать водяные мельницы и перевозить сахар по воде. Чтобы сберечь рабочую силу, плантаторы по всему Карибскому региону стремились упорядочить логистику в своих поместьях: они улучшали и перемещали мельницы, рыли каналы и строили элементарные рельсовые пути, облегчающие транспортировку. Новые поместья они строили ближе к морю, что позволяло легче и быстрее сгружать сахар на корабли, при этом сберегая драгоценную рабочую силу и тягловых животных.

От мельниц на тягловой силе плантаторы перешли к водяным. В Суринаме этот переход был профинансирован метрополией. Для снабжения этих мельниц водой на некоторых плантациях в Карибском регионе строились акведуки. Антигуа и Гваделупа в значительной степени перешли на ветряные мельницы, имевшие бóльшую производительность в час, чем мельницы, приводимые в движение водой или тягловой силой; это позволило плантаторам отказаться от ночных смен, таким образом уменьшив вред здоровью рабов14.

Тем не менее жизнь рабов оставалась трудной, особенно потому, что механизация в поле застопорилась. Жатва сахарного тростника была изнурительным трудом, а плуг на тростниковых полях рабовладельческих плантаций встречался довольно редко. Более того, плантаторы часто не были заинтересованы в том, чтобы беречь рабочую силу в сезон жатвы. На некоторых островах холмы были настолько крутыми, что пахота вызывала эрозию металла; на Тринидаде почва была слишком влажной, а в Гвиане дренажные системы польдера просто не позволяли обрабатывать землю плугом15.

На рисунке, созданном в 1823 году на Антигуа, изображены рабы, сажающие стебли сахарного тростника на подготовленном поле. Крепость на фоне подчеркивает жестокую сущность карибской сахарной экономики

Инновации и улучшения практически не помогали ослабить суровую эксплуатацию рабочей силы. Как следствие, детей среди рабов рождалось мало, и хотя в большей части Вест-Индии уровень смертности снизился с 6 % в XVIII веке до 3 % с 1800 по 1830 год, этого все еще не хватало для того, чтобы численность населения рабов росла. Возможно, ввоз продовольствия все-таки ослабил эффект «голодного месяца» августа, в течение которого участки, отданные рабам под выращивание пригодных в пищу культур, не приносили достаточный урожай, а плантаторы, которые давали рабам больше времени на ухаживание за этими участками, тем самым смогли улучшить условия их питания. Но все же недоедание оставалось серьезной проблемой на карибских плантациях, увеличивающей восприимчивость рабов к болезням. Много жизней унесли эпидемия гриппа и коклюша, распространившиеся в начале XVIII века; не менее смертоносной была и дизентерия16.

Ботаника

Расцвету колониальной буржуазии и распространению идей физиократов сопутствовала оживленная передача знаний и опыта, происходившая на границах империй и отметившая значительный разрыв с эпохой меркантилизма. Шарль-Теодор Мозард, книгоиздатель в Порт-о-Пренсе, столице Сан-Доминго, входивший в научные общества и сам бывший метеорологом-любителем, в 1788 году, после возвращения французского корабля с Ямайки, нагруженного редкими видами экзотических растений, отмечал: «…прошло то время, когда народы пытались монополизировать те или иные богатства природы»17. Действительно, ботаника была одним из лучей Просвещения, пронзившим тьму бесконечных европейских войн. Старейший ботанический сад на карибском острове Сент-Винсент, основанный вскоре после семилетней войны хирургом островного гарнизона Джорджем Янгом, существовал вне какой-либо поддержки из Лондона и полагался только на связи на имперском пограничье. Растения, полученные с Гваделупы и из Юго-Восточной Азии, внесли свой вклад в ботаническую сокровищницу, которая к 1773 году могла похвастаться тем, что насчитывала тридцать различных