Похвалу Якова прерывает явившийся с подносом официант. От аромата солянки и хачапури по-аджарски рот наполняется слюной. Бессмертный заканчивает хвалить меня пожеланием приятного аппетита.

— Я написала криминальный детектив, Яков Андреевич, — проглотив ложку аппетитного супа, отвечаю я. — И прибегала к помощи независимых консультантов в своей работе над романом. А насчет находки в доме Ладожского… Знаете, что еще показалось мне странным?

Две пары мужских умных глаз просверливают во мне дыру. Что же, я не хочу мучить их обладателей и, отложив салфетку в сторону, произношу:

— Возле строения с изображением иероглифа расположена выгребная яма. Похоже, внутри домика есть вода, а канализацией служит яма. Я слышала, что такие системы используют в селах.

— Что вам еще надо для получения ордера, черт возьми?! — взрывается Горбунов. — Может, Ладожский кого-то там держит, в домике? И кого он закопал, почему спешно сжигал детские игрушки?

— Это все наши домыслы, Влад, — тяжело вздыхает Яков. — Канализацию могли заложить прежние хозяева, иметь такую не преступление. Жечь игрушки и другие ненужные вещи тоже не противозаконно. Мало ли кто их там жег? Нам нужны неоспоримые улики против Ладожского. Знаете секрет успешного расследования? — шепчет Яков, взирая на наши раскрасневшиеся от волнения и возбуждения лица. — Холодная голова. Холодный расчет. И полное отсутствие чувств.

***

— Андреич, ты зачем гражданскую сюда привел?

Замерзаю от пристального взгляда невысокого взъерошенного мужчины в перчатках. Он демонстративно стягивает их, показывая, что осмотр места происшествия завершен. Да, мы приехали поздно, но что они хотели? Мы же не на вертолете преодолевали эти двести километров? Хочется недовольно фыркнуть, но на память тут же приходят наставления Бессмертного. Холодный ум, холодный расчет. Ну, ну…

— Это известная писательница, автор серии криминальных детективов Диана Шестак. Максименко, только не говори, что не читал романы Дианы Руслановны? — укоризненно вздыхает Яков Андреевич, косясь на меня. Ну и Бессмертный! Ай да льстец. — Консультировать Диану — честь для любого сотрудника комитета. Ты знал, что автор указывает в конце книги фамилии самых старательных помощников? Не хочешь быть знаменитым, Николай?

Мы с Владом давимся от смеха, наблюдая за оторопевшим Максименко. Недалеко от нас, в палатке, скрупулёзно работает криминалист. Он что-то сортирует, раскладывает по баночкам и пластиковым пакетам.

— Яков Андреевич, мы могли бы приступить? — улыбнувшись уголками губ, подыгрываю Бессмертному. Я сгораю от любопытства и желания быть полезной. — У меня плотный рабочий график, надо срочно дописывать новую главу…

— Конечно, конечно! Возьмите халатик, Диана Руслановна. — Лебезит Максименко, а меня посещает неожиданная и ясная мысль, зачем Бессмертному понадобился весь этот спектакль с «визитом писательницы». Он хочет сохранить в тайне связь давнего висяка с умышленным поджогом нотариальной конторы. Боковым зрением замечаю движение вблизи обгоревшей кирпичной стены: темные фигуры в натянутых на глаза капюшонах и с камерами в руках. Журналисты, не иначе. Если быть точной, желтая пресса, охочая до грязных сплетен.

— Скорее пройдемте внутрь, — уворачиваясь от стреляющих в нас вспышек фотоаппаратов, произносит Бессмертный. — Чертовы журналюги. Максименко, давай быстро и по делу.

— Факт умышленного поджога доказан: на подоконнике и обгоревших участках окна, выходящего на восток, найдены остатки горючей жидкости, предположительно дизельного топлива, — Николай зачитывает предварительный отчет. — На палисаднике под этим окном обнаружены следы ботинок. Подошва грубая, как сейчас говорят, тракторная. Сорок третий размер обуви.

— Значит, поджигатель мужчина. — Кивает Влад, деловито вырисовывая схему расположения окон и кабинетов в конторе. — Данные с камер запросили?

— Обижаешь! — хмурится Максименко. — Отпечатки взяли со всех поверхностей, которых предположительно мог касаться поджигатель. Нотариус задохнулся. Судебный медик не обнаружил признаков насильственной смерти во время предварительного осмотра.

— Что-то уцелело? — осторожно прохаживаясь по черному от копоти полу, спрашивает Бессмертный.

— Только бумаги, которые погибший прижимал к груди. Они сильно обуглились, но, по словам эксперта, восстановить их можно. Скорее всего, Волгин достал их из каталожного шкафа, чтобы сделать ксерокопию.

Боже, это ведь бумаги, относящиеся к делу! В мозгах словно крутятся шестеренки, выстраивая логическую цепочку происшедших событий. Заглянув в окно, преступник не обнаружил там Волгина — нотариус вышел из кабинета к находящемуся в холле ксероксу. Вот и он… стоит обгоревший на черном, покосившемся столе.

— Я заберу бумаги, Максименко. — Отрезает Яков.

— Не положено, Яков Андреевич. При всем уважении… Я лишь дежурный следователь и не могу знать, кому достанется дело. Я обязан передать все улики в целости…

— Я тот, кому передадут это дело. Со мной связался начальник отдела с поручением заняться расследованием поджога. — Звучит уверенный бас стажера Горбунова.

Похоже, известие удивляет даже Бессмертного: его брови ползут вверх, а рот становится похожим на букву «О».

— Ну… раз так, пускай начальник отдела позвонит мне и лично распорядится передать документы стажеру Горбунову. — «Стажеру» Максименко произносит таким тоном, как если бы речь шла о стриптизере или сантехнике.

— Сейчас Журавлев позвонит тебе, — Яков перехватывает испуганный взгляд Влада. Никакого поручения не было… Я права? Иначе, как объяснить победоносное выражение лица Максименко?

Шаги Бессмертного затихают, оставляя меня наедине с мужчинами, собственными страхами и гулким биением сердца. Только сейчас осознаю, как вымоталась. Мышцы дрожат от напряжения, глаза слезятся от усталости и витающей в воздухе гари, невысказанные слова теснят грудь и разрывают горло… Мне нужен Макс! Сегодня, сейчас, сию минуту! Его объятие и любимый запах, его поцелуи, голос и ласковый, как утреннее солнце, взгляд.

— Да, Семен Александрович. — Тяжко вздохнув, Максименко отвечает на вспоровший тишину звонок. — Слушаюсь. Да, да! Все понял.

Николай сухо предлагает выйти на улицу. В дверях нас встречает Яков. Обгоревшие бумаги в его руках упакованы в широкий герметичный контейнер. Бинго! Мы добились своего!

— Спасибо, Максименко. Владислав Викторович останется, чтобы принять дело, а мы с Дианой Руслановной, пожалуй, поедем.

Я не выдерживаю. Клокочущие внутри эмоции вырываются, наконец, наружу. Слёзы щиплют глаза, обжигают щёки. Как ни странно, Яков понимает мои чувства и, проводив взглядом Влада и Николая, по-отечески гладит меня по плечу:

— Поплачьте, Дианочка. Вот она наша работа... во всей красе. К ней не сразу привыкаешь, но вы молодец. А, знаете что?

— Что? — всхлипнув, спрашиваю я.

— Один из сохранившихся документов — завещание вашего отца.