Резидентуру, или разведывательную сеть, возглавлял резидент советской разведки, имевший или легальный статус дипломатического работника, или разведчик-нелегал, который имел агентов-источников (осведомителей – «узлов сети») и агентов-связников («узлов с паутинками связей» сети), которые осуществляли передачу разведданных от «источников» обычно через тайники или при личных встречах. Связники также осуществляли шифровку сообщений и передачу их по радиосвязи или по каким-то иным каналам связи: по почте, через газеты, по телефону, условными знаками в определённых местах, тайниках и т. п., – обычно так передавались условные сообщения о ходе разведывательных операций, условных местах и времени встреч с агентами и т. п. Резидент имел связников и среди легальных работников советских дипломатических представительств, торгпредств, аккредитованных журналистов и т. п., – через них он передавал информацию в советские представительства для отправки её в Москву по радио или дипломатической почтой. Все серьёзные шаги резидента должны были быть согласованы с Центром.

Наиболее сложной и в то же время и очень опасной была работа агентов «вербовщиков», которые искали источники информации и привлекали их к работе. Такую работу с санкции руководства разведки поручали не всем, а только агентам, которые умели хорошо работать с людьми, налаживать контакты и тонко чувствовать психологию поведения людей, их способность получать нужную информацию и работать на разведку. Одними из лучших агентов-вербовщиков были Хейфиц и Семёнов. Разведчиков, которые работали с агентами и агентурой называют «агентуристами».

Вербовку «источников» осуществляли резиденты, агентуристы и связники (используя личные знакомства), – как нелегалы, так и имевшие статус легальных сотрудников советских учреждений. Вербовка была тонким, сложным и деликатным процессом, который требовал особой подготовки, очень взвешенного риска и санкции со стороны центральных органов разведки для ухода от возможных провокаций. Человека тщательно изучали, прежде чем предложить или начать с ним сотрудничество. Немалое число людей на такую роль не годились: они не располагали нужными сведениями или направлением деятельности, не являлись надёжными, не обладали моральной устойчивостью, имели вредные привычки (в том числе болтливость, алкогольную зависимость, невыдержанное поведение, расточительность в средствах) и т. д. Некоторые ценные агенты, например, Млад (Теодор Холл) пошли на вербовку сами, а некоторых советская разведка подготовила в СССР и внедрила сама (как Коваля). Если за агентом обнаруживали опасность его провала, его обычно отзывали или он, «затаившись», временно прекращал работу с ликвидацией всех улик, которые могли указывать на его разведывательную деятельность. Эффективность действия разведчиков и всей сети зависела от всех её звеньев, а «слабость» любого звена могла вызвать или неэффективную работу (например, в виде запаздывания оперативной информации) или даже провал работы отдельных звеньев и сети в целом. Органы контрразведки стремились разоблачить отдельных разведчиков – источников и связников, через них выйти на резидента, а через него выявить всю его разведывательную сеть из источников и связников. Арест или вынужденное бегство резидента под угрозой провала обычно на какое-то время задерживали работу всей его сети до восстановления связей с новым резидентом. На «источников» информации контрразведчикам иногда удавалось выйти в случае удачного перехвата и расшифровки сообщений и документов. «Связники» особенно рисковали при передаче сообщений, где их могли взять «с поличным» или запеленговать их передатчик. Провал связника мог привести к провалу и агента-источника, с которым он был связан.

Во время Великой Отечественной войны при аресте связников гестапо и СД прибегали к страшным пыткам с целью выведать шифры, коды для налаживания «радиоигры» и передачи дезинформации выявить «источников» резидентов (за внешне «спокойной» фразой В. Шелленберга в его книге «Лабиринт» о том, что до назначения начальником 6-го отдела РСХА он возглавлял «Контрразведку» лежала «эта» особенность его изуверской деятельности в СС). На этом разведчики иногда пытались «играть в сотрудничество», но сообщая, при этом ложным условным кодом (или не передавая условную фразу), о том, что они работают «под контролем» противника и передают дезинформацию. Шифры, коды и позывные связники и резиденты скрывали особенно тщательно и при первой опасности уничтожали, чтобы они не попали в руки противника. После войны агенты-связники расплачивались за провалы многолетним тюремным заключением, как Леонтила и Моррис Коэн или даже жизнью, как супруги Розенберги.

Слаженность работы разведывательной сети зависела от качества работы всех её звеньев – от руководства резидента, от источников и связников.

Объём информации об американском атомном проекте был большой – простое перечисление можно найти в книге [25], с. 50–63. Некоторые разведчики были блестящими учёными: Клаус Фукс, Бруно Понтекорво, Жорж Коваль. Возможно, и другие, имена которых пока неизвестны. Коваль сделал то, что не смогли многие разведчики (в том числе Клаус Фукс) – он проник в самое «сердце» атомного проекта – в Ок-Ридж и установил, с какими другими атомными центрами США там велись совместные работы. Он работал сержантом-радиодозиметристом на предприятии Х-10, на котором находилась секретный ядерный реактор (второй в США и в мире после установки СР-1 Ферми) по производству плутония. То, что делалось на объектах Ок-Риджа, ему стало хорошо известно, – его вначале потрясли объёмы проводимых работ. Он смотрел на американские эксперименты глазами учёного – химика и физика, который умел выделять самое главное и важное. От Коваля стало известно, что в Ок-Ридже производится обогащённый уран и плутоний, и что этот объект разделён на три основные сектора: К-25, Y-12 и Х-10. Коваль легко прошёл проверки, – обеспечивающая секретность проекта военная контрразведка ДЖИ-2, подчинённая военной разведке РУМО) и Пентагону, «прохлопала» девять лет в его биографии, когда он покинул США и жил в СССР. В таких «эпизодах», возможно, сказалась неприязнь Гровса к ФБР, – её следствием являлся ограниченный допуск сотрудников ФБР на атомные объекты. Понятно, что Гровс не хотел, чтобы у него под ногами «путалась» эта спецслужба, которая ему прямо не подчинялась по военной линии (как службы G-2) и могла помешать в работе, нарушая связи между людьми своими подозрениями и проверками. Как грубо и «топорно» вела себя ФБР, многим американцам стало ясно в период маккартизма. И поначалу ФБР не имела хорошего опыта контрразведывательной работы, – до войны она боролась в основном с организованной преступностью в США. Предполагают, что в Ок-Ридже работал и таинственный «Персей», – якобы, это был профессор из Чикаго Артур Филдинг (см. [111], с. 100). Но личность «Филдинга» пока столь же загадочна, как и личность «Персея».

Наступательная военная контрразведка CIC («Си-Ай-Си», или «Каунтер интеллидженс корпус», «Контрразведывательный корпус»-КРК») создавалась своего рода двойником ФБР в военной среде. CIC была организована в 1942 г. в качестве преемницы старой CIP («Службы полицейской разведки» или «Корпуса разведывательной полиции»). Подчинена наступательная военная контрразведка Второму Разведывательному Управлению (тактической разведке G-2; «Джи-Ту») штаба сухопутных войск США, а оно, в свою очередь, –