«…Теперь советская миссия (отряд особого назначения) стала работать параллельно с миссией «Алсос», и обе группы ничего друг о друге не знали. Падальщики из Старого и Нового света прочесали в поисках атомных технологий, материалов и специалистов весь окровавленный скелет поверженной Германии…» (Бэггот, [24])

«…В 1945 году в СССР была перевезена лаборатория Манфреда фон Арденне, и на её базе в Сухуми создан Институт прикладной и ядерной физики (лаборатория «А» Девятого управления НКВД)…

В СССР была также вывезена лаборатория концерна «Сименс» во главе с Густавом Герцем и на её основе создан институт (лаборатория «Г» Девятого управления НКВД). (см. [25], с. 49)

В результате обе стороны получили для себя и материалы, и документацию, и учёных, и оборудование, – во всём этом американцы преуспели больше, но вот для советского проекта помощь немецкие физики оказали, видимо, более существенную, чем для американского.

Черчилль в силу своей антисоветской позиции неверно оценивал способность СССР проникнуть в ядерные секреты США и Великобритании. Он настаивал на полной секретности работ, не понимая, что полностью их скрыть от СССР невозможно. В свою очередь, руководство СССР, видя полную закрытость «темы» со стороны США и Великобритании, тоже делало вид, что ему ничего неизвестно о работе над ядерной бомбой, хотя осведомлённость о ходе работ имелась высокая.

Уровень секретности доходил до забавных «казусов» у обеих сторон. В США один из физиков руководил двумя отделами. И вынужден был дать подписку в том, что он мог, а что не мог сообщать сам себе! При определении «круга лиц», которые для манхэттенского проекта должны были быть крайне ограничены в информировании о секретах программы, выяснилось, что эти «лица» – это как раз те люди, которые этой информацией уже обладают, но не имеют даже американского гражданства!.. Они не входили в круг людей «надёжных» и лояльных в полной мере. Интересно, – это было действительно так. А самыми «надёжными» оказались люди, которые ничего не знали и ничего не умели… Конечно, многие люди о многом догадывались и знали, «что не положено знать», но помалкивали и делали вид, что «не знают», чтобы не иметь проблем со спецслужбами.

Обе стороны активно использовали трофейные источники, материалы и учёных из Германии. И американцы, и «русские» поспешили захватить немецкие запасы урана, тяжёлой воды и технологического оборудования для их производства.

Берия создал разведывательное управление для взлома «Манхэттенского проекта» и контрразведку для сокрытия советских работ, объединив работу всех разведывательных служб, работавших по данному направлению. Павел Судоплатов возглавлял и разведгруппу «С» («Судопатова») и «службу «К» – контрразведку, не входившими в состав НКВД-МГБ и военной разведки (Разведупра РККА и позже – ГРУ). Заместителями Судоплатова были генералы Эйтингон и Сазыкин. Но по линии военной разведки полученная ею информация об американском атомном проекте и о действиях иностранных разведок в отношении советского атомного проекта оперативно передавалась в группы «С» и «К», – (см. [16], c. 342). Однако сам по себе отдел «С» самостоятельно крупных успехов по сравнению с уже созданной разведсети МГБ-НКВД не достиг, и через год был упразднён. В результате борьбы в руководстве разведки и не без помощи Берия, невзлюбившего Фитина и Квасникова, в 1945 г. Фитина П. М. сняли с должности руководителя внешней разведки НКВД-МГБ, а Квасникова отозвали, как руководителя нью-йоркской резидентуры МГБ-НКВД и назначили заместителем отдела «11» Василевского Л. П. (он же – Тарасов, начальник НТР в 1945–1947 годах).

Вся разведывательная информация по ядерной тематике в СССР замыкалась на Курчатове, а он избирательно информировал коллег по тем конкретным вопросам, которыми они занимались, – он сообщал эту информацию с «туманными ссылками» якобы на советские источники с «других предприятий», занимающихся этими проблемами. Курчатов получал от коллег-физиков вопросы, которые они задавали по тематике исследований, и передавал эти вопросы Л. П. Берия, а через него – советским разведчикам, ориентируя их на поиск нужной информации. И на часть этих вопросов он получал ответы через некоторое время. Разведданные по понятным причинам запаздывали: они не проходили по каналам разведки сразу и «моментально», – их требовалось добыть, передать, а после и тщательно проанализировать и понять, выделив информацию наиболее важную и нужную. Да и значимость той или иной информации, конечно, тоже доходила не сразу, но с повышением уровня понимания деталей процесса прояснялась и реальная ценность отдельных данных полученной информации. Курчатов определял направления, по которым следовало вести разведку, и по этим направлениям ориентировал и коллег-физиков, и разведчиков. Начальственная перетряска» разведывательных структур негативно сказывалась на их работе. Сложность работы разведчика состоит в том, что надо не только обмануть противника и с риском для жизни добыть нужную информацию, но и в том, чтобы вовремя донести эту информацию до собственного высшего начальства, чтобы оно ей поверило. Тоже с риском для жизни или свободы.

Для сокрытия и своих ядерных секретов, и своего военного и экономического потенциала СССР пришлось ввести беспрецедентные меры по сохранению государственных тайн. Чтобы в США даже точно не знали, по каким целям наносить ядерные удары и где расположены главные оборонные и научные объекты СССР. На западе придумали термин-штамп «железный занавес в СССР» относительно мер по ограничению поездок граждан за границу и поездок иностранцев по СССР, по ограничению распространения враждебной пропаганды в СССР, по пресечению полётов самолётов-разведчиков и любой разведывательной деятельности против СССР. Это тогда была вынужденная мера в условиях подавляющего превосходства США в ядерном оружии и опасности ядерной войны, продиктованная опасностью войны, которая для СССР была в те годы значительно большей, чем для США. Поэтому в ней были виноваты, в первую очередь, США, а не СССР, серьёзно уступавший США в ядерных вооружениях и экономических возможностях. Конечно, при соблюдении режима секретности Берия и руководство советского атомного проекта допускало и перегибы, с которыми иногда приходилось решительно бороться. Известен случай, когда к академику-химику Хлопину (директору радиевого института в Ленинграде) пришёл приказ со списком «неблагонадёжных» сотрудников, которых надо было уволить. Академика чуть не «хватил» сердечный приступ, а когда его привели в чувство, он сказал: «Передайте товарищу Берия, что «коли так», то пусть он начнёт с меня». Так Хлопину удалось отстоять своих сотрудников и защитить то «дело», которым они занимались (см. [40], с. 42).

Попытки доносительства и научной дезинформации были предприняты в начале 50-х годов и со стороны отдельных учёных-обществоведов. Когда Курчатов, а затем и Харитон обратились к Берии с просьбой прекратить «преследования» квантовой механики, как «лженауки» со стороны группы учёных «обществоведов», Берия ответил Харитону: «Мы не позволим «засранцам» мешать нашей работе». Усилиями Курчатова и Харитона Берия, наконец, понял,