– Где мы живем? – Я начала включаться в игру. – На Рублевке?

Ясногородский поморщился.

– Нет, лучше в Раздорах. Там у вас загородный дом, а квартира – на Фрунзенской набережной. Учишься ты в гимназии Примакова. Найди о ней в сети все, что сможешь, как и о поселке, и запомни детали: цвет стен в коридорах и кабинетах, особенности школьной формы, имена учителей…

– …количество ступенек… – подхватила я.

– Ступеньки оставь Шерлоку Холмсу. Это, так сказать, внешняя сторона. Теперь внутренняя…

За один вечер мы с ним успели побывать в Испании, Италии и на горнолыжных курортах Австрии, не слишком, однако, увлекаясь, – маман строго относилась к моей учебе и не позволяла пропускать занятия. Я училась разбираться в марках одежды, знала, где в Москве самые дорогие бутики, запоминала, какие машины стоят в гараже у отца.

– Ты не золотая молодежь, и не пытайся ею прикидываться, – учил Леонид Андреевич. – До того, чтобы жить в Акулинино, вашей семье очень и очень далеко.

– Каком еще Акулинино?

– Неважно. Расскажи мне, чем ты увлекаешься. И кстати – как тебя зовут?

Звали меня скромно: Полиной. Я любила петь – с этим оказалось проще всего, так как, по словам Ясногородского, голос у меня имелся, – фанатела от Шона Мендеса («Он тааааакой сладкий!»), и, как ни странно, рэперов: решив не выдумывать лишнего, я уверенно назвала Басту с Бумбоксом, которых мы слушали с моим бывшим парнем. Полина тащилась от аниме и корейских дорам, писала в закрытой группе фанфики по «Наруто», выкладывала в Инстаграме комиксы собственного сочинения (я за пятнадцать минут изобразила на двух листах короткую серию, и Ясногородский уважительно кивнул). Ее кумиром был Бэнкси (о нем Леонид Андреевич мне подробно рассказывал).

– Да ты ниспровергательница основ!

– Только если это хорошо оплачивается, – скромно возразила я.

Рядом засмеялась Октябрина Львовна.

– Леня, твоя протеже далеко пойдет!

Редкий комплимент от старухи. Мы с ней существовали в параллельных пространствах, несмотря на то что делили одну квартиру. Она ни разу не высказала недовольства моим присутствием, и за эти месяцы я так и не смогла определить, как она ко мне относится. Леонид Андреевич говорил, что у нее ужасная близорукость. Возможно, когда я сидела не двигаясь, она меня просто не замечала.

С Ясногородским у них были какие-то свои дела. Октябрина всю жизнь проработала в театре, она постоянно сыпала в разговорах известными именами, но без оттенка панибратства или самодовольства, а скорее, с деловитостью повара, перечисляющего необходимые ингредиенты для блюда. Несколько раз в неделю она куда-то уходила, завернувшись в длинное черное пальто с богатым лисьим воротником и попшикав на бедную лису духами с запахом болгарского розового масла. Она была из тех людей, которые не выглядят таинственными, но иногда вы ловите себя на мысли, что даже о кассирше в «Карусели» знаете больше, чем о них.

– Не забывай, что ты ребенок, и, как всякий ребенок, перенимаешь манеры родителей, – учил Ясногородский. – Тебе в голову не придет взять сумку с экипировкой, потому что для этого существует водитель. В твоем случае – он же и охранник, что составляет предмет твоего огорчения, так как показывает, что вы экономите. Ты привыкла к тому, что большинство людей вокруг тебя – обслуживающий персонал. Запомни: твоя история тебя не выдаст, даже если ты ошибешься в деталях. Но тебя могут выдать повадки. Заучить марки машин и названия отелей – дело нехитрое, куда сложнее общаться с официантом так, словно тебя с трех лет таскали по самым знаменитым ресторанам Москвы. Кстати, по каким?

Я откинулась на спинку стула, прищурилась и лениво перечислила пять заведений, которые особенно любила воображаемая мать. Подумала – и присовокупила к ним те два, которые нравились нам с отцом.

– Интонация хорошая, – одобрил Ясногородский.

Этот был тот же Леонид Андреевич – и в то же время неуловимо отличающийся. По-прежнему мягкий и добрый. Но в его голосе время от времени прорезались новые требовательные ноты. Мне это даже нравилось. Мною опять руководили, и пугающая взрослая жизнь – с самостоятельными решениями, с необходимостью вписываться в новые сообщества, опять что-то искать и кому-то доказывать, будто я что-то из себя представляю, – отодвигалась на неопределенный срок.

Засада была в мелочах.

Мне вручили две – две! – пластиковых карты. И портмоне. Я-то всегда таскала наличку в кармане и, как выяснилось, не умела пользоваться банкоматом.

Или вот расческа. Ерунда же! Но Леонид Андреевич положил мне в рюкзак странного ежа с блестящей золотой спинкой. Ежа неудобно было держать, я морщилась и роняла его.

– Привыкай, – строго сказал он. – Айфон освой сегодня же. Клавиши быстрого доступа, плейлист… кстати, возьми наушники.

– Потеряю же! – взвыла я в ужасе, рассматривая изящные белые закорючки.

– Дина! Ты не можешь бояться что-то потерять, разорвать или испачкать! Это не статусная вещь для тебя, не предмет гордости, а удобный гаджет, только и всего. Потеряешь – родители купят новые. Запомни: ты лишена доброй половины своих нынешних страхов. Кстати, завтра тебя отвезут на первый спектакль.

Отвезут?

Две недели спустя

– Смотрите, кто пришел! Полина, опаздываешь!

– Привет, Полин!

– Привет, Злата! Привет, Мария-Тереза!

Я достала из шкафчика свой шлем и краем глаза заметила, как девчонки, хихикая и вытягивая губки, делают селфи перед зеркалом. Скоро настанет очередь бедных лошадок. Хотя приветствовалось, если мы самостоятельно чистили и седлали коней, многие брезговали этим заниматься. «Фу, они грязные! Фу, они страшные!» Вообще-то за конями тут был такой уход, что позавидуешь! Зверюги лоснились, как малосольная сельдь, шерсть у них сияла и переливалась.

Как не поселфиться с конягой! Одно движение пальца – и картинка летит в Инстаграм. Дзынь! Дзынь! – посыпались лайки и комменты, точно монетки на поднос.

– Артур лайкнул! Написал, что я богическая!

– Фигическая!

– Иди ты!

– Себяшку! Полин, давай к нам!

Щелчок! Три прелестных мордашки и страдальческий глаз коня.

– Я богическая!

– Девушки, занимаемся! Полина, ты сегодня на Монахе.

Первое задание Ясногородского я выполнила с блеском. Прошло всего две недели, а меня уже звали в гости и к Злате, и к Кристине, и к Яромире, и к Марии-Терезе.

Я бы хотела сказать, что все эти богатенькие куколки оказались самыми обычными девчонками, как те, с которыми я училась в школе. Однако это было не так. Может быть, беззаботность наложила на них одинаковый отпечаток, может быть, налет высокомерия, но я их иногда путала, что удивительно – ведь они столько усилий прикладывали к тому, чтобы выделяться и быть ни на кого не похожими. Они были до смешного самодовольны для таких юных девушек и неприкрыто грубы. Грубость сквозила во всем: в обращении с конюхами, с тренерами, с собственными водителями.