Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ясногородский был бесчестный человек и жестокий. Он предал меня; он отправил меня в тюрьму на три года; он поступил со мной хуже, чем моя мать. Вот только в отличие от моей матери, он меня любил.
Как и я его.
Картину Леонид Андреевич отдал без возражений. Даже помог мне снести ее по лестнице со второго этажа, иронично улыбаясь, по своему обыкновению. Мы не разговаривали, и только под конец, когда я уже вытащила картину на ступеньки и к нам от машины быстро направился Сергей, он уронил:
– Ключ под горшком слева, где трещина.
Горшки с туями обрамляли дорожку, ведущую к крыльцу; по четыре с каждой стороны. Я покосилась на ближний. Да, длинная извилистая трещина, похожая на маршрут, которым от Москвы до Эстонии вел нас навигатор.
Я поняла, что он хочет мне сказать. «Возвращайся в любое время, я жду тебя, этот дом – и твой дом тоже». Я ничего не ответила, и Ясногородский мягко закрыл дверь прежде, чем Сергей оказался рядом.
Ни единой мысли в голове?
Вранье.
Одна мысль не оставляла меня с того момента, как я села в машину сыщиков: «У меня мог бы быть свой дом». Вот он, совсем близко. Дотянуться до ключа проще простого, только захоти! Под горшком слева, где трещина…
Как здорово мы зажили бы с ним вдвоем!
Как много веселых фокусов мы бы придумали вместе!
Слева по-прежнему рычали, сверху пели, справа били бутылки. В окно напирал потной тушей, будто толстяк в тесной бане, огромный город. Я пошире открыла створку.
Кажется, я сама превратилась в одного из тех нормальных людей, которых всегда презирала. Когда это произошло? В какой момент у меня появились простые, ясные ответы?
Малявки писали мне каждую неделю. Татьяна с Чухраем звали в Озерный. Я знала, что не приму их предложение, и они это знали, но это не имело значения. Вокруг меня потихоньку собирался новый мир. Мой собственный, в котором не было места ни Леониду Андреевичу, ни его чудесному дому.
Пусть плацкартный вагон. Даже если мне придется сидеть в нем до конца жизни, я не вернусь к Ясногородскому.
В конце концов, вдруг этот поезд когда-нибудь тронется с места!
Снаружи постучали. Я подошла к двери, распахнула ее, приготовившись в очередной раз сообщить соседке, что нужно открывать своим ключом, – и потеряла дар речи.
В коридоре стояли Гурьевы. Марина и ее муж.
У меня в ушах стало жарко, будто туда плеснули горячего молока. Господи, только не это!
– Привет! – спокойно сказал Борис Иванович. – Можно? Прости, что без предупреждения!
Не дожидаясь моего разрешения, они вошли. Я попятилась.
– Мы пытались дозвониться… – вступила Марина. – Но у тебя телефон не отвечает. Боялись, что ты уедешь и мы опоздаем.
Борис Иванович вытер вспотевший лоб.
– Ффух! Лифт декоративный, да? Я, кстати, на лестнице встретил трех тараканов. Крупные, косматые! Их здесь для боев выращивают, что ли?
– Боря, ну вот что ты!.. Подумаешь, таракан, у нас на Алабяна тоже жили тараканы…
– Да, но в аквариуме и мадагаскарские! Редкая мерзость, – доверительно обратился он ко мне. – Приятель оставил на месяц, а сам задержался в Кении на полгода. Я тебе потом эту историю расскажу.
Они болтали так, словно мы расстались вчера. Словно ничего не произошло. Не было трех с половиной лет, и вообще ничего плохого не было.
Я сглотнула и шепотом спросила:
– Как вы меня нашли?
– Илюшин нам сказал. Предупредил, что здесь антисанитария.
– Допустим, это преувеличение… – доброжелательно заметил Борис Иванович, и Марина всплеснула руками:
– Боря, ну какое преувеличение, если грибок под оконной рамой?
Мы одновременно посмотрели на оконную раму. А я-то думала: что это за черные разводы, которые не берет мочалка?
– Собери свои вещи, пожалуйста, – попросила Марина.
Я стояла, не двигаясь с места.
– Дина!
Я вздрогнула, когда Марина назвала меня настоящим именем, и уставилась на нее во все глаза.
– Товарищи, пока мы клювами щелкаем, нас эвакуируют, – страдальчески сказал ее муж. – Давайте я внизу посижу. А вы мне махните, когда подняться за вещами.
– Хорошо.
– Нет, подождите!
Борис Иванович остановился в дверях.
– Зачем вы… – У меня перехватило горло, но я все же смогла выдавить: – Зачем вы приехали?
Они переглянулись.
– Мы приехали тебя забрать, – раздельно, как маленькой, объяснил Борис Иванович.
– К-куда?
Я вдруг поняла куда. Но прежде, чем я позволила себе впустить эту мысль, страх, что я ошиблась, выбил из меня все дыхание. Воздух вокруг встал плотно, как вода. Я пыталась – и не могла вдохнуть.
Моя мать говорила, что в ад попадают по умолчанию, а рай нужно заслужить.
Разве я что-то заслужила?
– Мы приехали забрать тебя домой, – мягко сказала Марина.
Я не успела опомниться, ничего не успела сказать, как она шагнула вперед и обняла меня. И хотя она стиснула меня крепко-крепко, воздуха стало столько, что у меня закружилась голова. Я закрыла глаза, чтобы не упасть, и на мгновение перед тем, как провалиться в счастливую темноту, увидела, как раздвигаются стены, прорастая лианами, как зеленые стволы уходят в жаркую вышину; как под лианами идет, раскачиваясь, хмурая обезьяна, и подросший детеныш идет рядом с ней, – бесстрашный, как все, кого любят.