— Что же ты творишь, Аня?

Я сразу поняла, что это происки Викуси. Что она опять учудила? Попросила конкретики. Галина Гавриловна вытерла появившиеся от смеха слезы и хрипловато уточнила:

— Ты, оказывается, у нас роковая женщина, вамп, одним словом. Или секс-бомба? Что тебе роднее?

Мне не нравилось ни то, ни другое, и я льстиво предложила:

— А можно я буду просто милой немолодой девушкой?

Галина Гавриловна строго обрезала:

— Нельзя! Ты женихов у красоток крадешь без зазрения совести, значит, должна быть коварной, а не милой. Вот заявление госпожи Панкратовой по этому поводу.

С тяжким вздохом я взяла протянутую мне бумажку. Там на полстраницы мелким бисерным почерком была расписана слезливая история про вечную любовь и гадкую разлучницу, то бишь меня. Меня удивил Викусин почерк. Я почему-то думала, что она пишет крупно и уверенно, а тут были мелкусенькие загогулинки, которые без лупы и разобрать было трудно. Прочитав, я с сожалением констатировала неоспоримый факт:

— Написано плохо. Писателем ей не быть никогда. Хотя фантазия есть. Можно подрабатывать мошенничеством, обманывать доверчивых недотеп.

Галина Гавриловна аж взвизгнула от восторга.

— Ну, я-то не доверчивая недотепа и этой смешной писульке не верю. Не пойму, на кой ляд она вообще ее писала, — теперь профсоюзы личные дела не разбирают.

Я пояснила:

— Да чтобы мне досадить. Выяснилось, что она неверно оценила намерения своего друга, вот и ищет виноватых. А тут я под боком.

Галина Гавриловна с подозрением качнула головой.

— А ты тут и в самом деле ни при чем?

Недовольно дернувшись, я с достоинством подтвердила:

— Я в этой истории личность статическая. Не более.

Собеседница покрутила в руке карандаш.

— Да я тоже так думаю. Но ведь Викуся из этого такой скандал может раздуть…

Я каверзно предложила:

— А если высмеять ее? Причем так, чтобы впредь неповадно было?

Галина Гавриловна призадумалась.

— А как? Ее ведь ничем не проймешь. Она же себя потерпевшей стороной считает…

— А вы скажите ей, что жутко возмущены, полностью на ее стороне и, для того чтобы восстановить справедливость, собираете профсоюзный комитет с единственной целью — рассмотреть ее заявление. И пообещайте, что вызовете Евгения и промоете ему мозги, а для подтверждения ее к нему пылкой страсти — ее родителей, пусть расскажут, как давно и нежно она его любит. Если она не совсем еще дура, то непременно откажется.

Галина Гавриловна вскочила с места и в поощрение довольно болезненно потрепала меня по плечу. Я поняла, что синяков не миновать, — дама она весьма крупная и сила у нее соответствующая. Потирая ноющее плечо, ушла к себе, а воодушевленная профбогиня отправилась к невинно пострадавшей.

Что там произошло, рассказала Капитолина Анатольевна, прибежавшая ко мне через полчаса, чтобы поделиться распирающим ее восторгом. Лукавая Галина Гавриловна застала Викусю уже изготовившейся к отлету — та пыталась смыться, чтобы без помех поплакаться в курилке очередной партии сочувствующих.

Галина Гавриловна, нисколько не скрываясь, во весь свой мощный голос, эхом разносившийся по всему залу, живописно изложила составленный мною план. Все окружающие замерли, забыв про дела и с интересом ожидая реакции потерпевшей стороны. Полностью деморализованная, Викуся, ошалевшая от перспективы присутствия на заседании родителей вкупе с Евгением, ломким голоском попросила провести разборку без них, но профорг решительно отказалась:

— Нельзя! Все должно быть по правилам!

Спросить, что же это за правила, у Викуси ума не хватило, и она разочарованно отказалась от рассмотрения ее заявления. Галина Гавриловна стала громко недоумевать, как же ей быть. У нее есть заявление, по которому она обязана принять соответствующие меры. Под ее напором Викуся сдавленно пообещала заявление забрать.

Девушки, слышавшие этот многозначительный разговор, стали допытываться, что же это за заявление. Галина Гавриловна, не обращая внимания на умоляющие жесты Викуси, безжалостно выложила всю требуемую информацию. В ее своеобразной интерпретации это прозвучало так: я, местная секс-бомба, увидела богатенького Викусиного жениха, нагло его соблазнила, в результате чего он бросил бедную страдающую Викусю чуть ли не в интересном положении и собирается соединиться священными узами законного брака со мной, недостойной.

Услышав подобный бред, народ, естественно, стал дружно хохотать. Викуся, догадавшаяся наконец, что ее довольно грубо разыграли, выскочила из отдела, горя жаждой мщения. Но, как мне рассказала всеведущая Лидия Антоновна, ее даже в курилке не поддержали. Лишившись всех своих сторонников, она вернулась в отдел подавленной и несчастной. И когда вечером за мной демонстративно заехал Евгений, бессловесной тенью прошла мимо нас.

Поскольку кротость и смирение никогда не были составляющими Викусиного характера, впрочем, так же, как и моего, мне не верилось, что она так просто сдалась. Она непременно предпримет шаги по освобождению захваченной территории от узурпаторши, и будут они для меня весьма и весьма неприятными. Сегодняшний глуповатый демарш — только пробный камень. Когда я сказала это Евгению, он с весьма раздосадованным видом потер нос.

— Черт побери! — Мне понравилось, что он не ставил под сомнение мои выводы, а просто принял их как аксиому. — И как ей доказать, что она мне безразлична? Я бы и сейчас женился на вас, но ведь вы не согласитесь?

Выйти за него замуж, чтобы поставить на место Викусю, было соблазнительно, но безнравственно. У меня несколько другие критерии для вступления в брак. Я даже отвечать не стала на его абсурдное предложение, просто слегка приподняла бровь. Он, как вышколенный муж, тут же во всем со мной согласился. В это время мы как раз проезжали мимо уличной кафешки, и я втянула носом приятные запахи. Он заметил это, вспомнил наши прошлые посиделки и опасливо предложил:

— Может, заскочим в ресторан?

Мне бы надлежало ему сказать, что с ним я никуда не поеду, но мой голодный желудок припомнил вкуснятину, что досталась ему в прошлые наши заходы в рестораны, и настойчиво напомнил мне о своих интересах. Пришлось вежливо согласиться, повергнув Евгения в некоторую прострацию. Он даже не сориентировался вовремя и проехал поворот. Затормозив, озадаченно почесал в затылке, вызвав у меня прилив прямо-таки материнских чувств. Слегка посмеиваясь и над ним, и над собой, я подсказала:

— Можно проехать через двор. Там только кажется, что проезда нет, это для отвода глаз, чтоб чужие не ездили.

Евгений послушался моего мудрого совета, и скоро мы уже выехали на нормальную городскую улицу. Все больше и больше поддаваясь эйфории и в то же время боясь больно шлепнуться с небес на землю, поинтересовался с крайне заинтересованным видом: